Майка. А я утверждаю, что мимолетная.
Человек в мантии. Почему вы так… думаете?
Майка. Я — женщина… (Уходит).
Тошек. О-хо-хо!
Человек в мантии. Кажется, вы не так-то твердо в этом убеждены.
Тошек. Да нет! Думать я могу всякое… Но делать я должен то, что обязан делать. С этим телефонным звонком он мог бы обождать! Боюсь, он забегает вперед…
Человек в мантии. А я боюсь, что события предупредят его.
Проекция: кабинет врача. На белом столике — врачебные инструменты. Петрусова в белом халате вытирает руки. Где-то открылась дверь, доносится плач нескольких детей, гул голосов. Петрусова надевает очки и подымает голову, ожидая следующего пациента.
Петрусова. Следующий.
Входит Стиборова в пальто, с чемоданчиком в руке. Обе оглядывают друг друга.
Мать. Доктор Петрусова?
Петрусова (удивленно). Вам нехорошо?
Мать. Не мне, вам будет нехорошо. Себя-то я сумею защитить, и вам посоветую то же самое.
Петрусова. Не понимаю.
Мать (садится, врач стоит). Простите, я стояла в поезде от самой Праги. У нас обеих мало времени, я скажу вам все прямо — верю, что ваша… героическая профессия воспитала в вас необходимую стойкость…
Петрусова (бледнеет). Что случилось с Петром?
Мать. Физически — ничего не случилось. Речь идет не об этом. У меня даже есть причины думать, что он… что он вполне здоров. Правда…
Петрусова. У него какая-нибудь неприятность или…
Мать. Этого тоже нельзя сказать… в известном смысле наоборот, хотя… Короче говоря, мой сын имел несчастье познакомиться с несколько легкомысленной девушкой, которая решила выйти за него замуж. А ваш муж имел несчастье встретиться с ней накануне их свадьбы. И свадьба не состоялась, потому что ваш муж… Понимаете?
Петрусова. Кажется, да.
Мать. Быть может, вам еще больше скажет ее имя… Лида Матисова… он знал ее уже раньше. (Петрусова садится за стол). Доктор, я понимаю, что вы переживаете, но надеюсь, вы найдете в себе достаточно мужества: слишком чувствительные люди не избирают медицину своей профессией. В конце концов, пока это не трагедия; но все это могло бы стать трагедией в будущем. В интересах моего сына Матисова должна покинуть Прагу. Но, конечно, она вряд ли уедет, пока ваш муж… вы меня понимаете?
Петрусова (глядя перед собой). Понимаю.
Мать. Все, что зависело от меня, я сделала. Вы можете сделать больше; кроме супружеских чувств, на вашей стороне еще и закон. Поверьте, я не хотела причинять вам боли, но поймите отчаяние матери!
Петрусова. Да.
Мать. Меня тревожит судьба сына, вас — мужа. Если эту девушку не исключат или просто не переведут в другой город, может случиться несчастье. (Петрусова неожиданно встала). Ведь и в ваших интересах…
Петрусова. Мне лучше знать, что в моих интересах.
Мать. Я полагаю, доктор…
Петрусова. Простите, сегодня пятница, у меня — прием, много пациентов…
Мать (встает, нерешительно берет в руки чемоданчик). Так что же вы хотите делать?
Петрусова. Предоставьте, пожалуйста, это мне! (Но когда мать, недовольная, выходит, все-таки тихо говорит ей вслед). Спасибо вам. (Петрусова осталась одна. Она снимает очки, протирает глаза, глядит в пространство. Потом снова надевает очки, на ее лице появляется холодная маска). Следующий!
13
Проекция гаснет. Доктор Петрусова снова сняла очки и выходит на авансцену. Теперь ее маловыразительное холодное лицо видно лучше.
Человек в мантии. Доктор Петрусова, на вас жаловался муж.
Петрусова. Очевидно, у него на это есть причины.
Человек в мантии. Вы на три года старше его.
Петрусова. Давно он это заметил?
Человек в мантии. Нет, это мне пришло в голову без всякой задней мысли. Он никогда об этом не говорил.
Петрусова. Он не любит хвастаться.
Человек в мантии. Я спросил вас… меня интересует, когда вы познакомились и почему…
Петрусова. Я работала в поликлинике в Лужанках. Он пришел однажды на прием, жалуясь на боль в груди, но это было не сердце — он страдал вегетативным неврозом. Тогда он работал над дипломом и пережил нервное потрясение.