В зале поднимается легкий гул. Петр отмечает это про себя, но не обращает внимания.
Петр. Качество этой морали лучше всего, точнее всего можно постичь путем сопоставления с недавним прошлым, особенно с уделом женщин. Еще недалеко ушло в прошлое то время, когда женщина, живой человек с живым сердцем, была в сущности всего лишь товаром, предметом спроса и предложения.
Гул нарастает, слышится хлопанье откидных сидений — один раз, два раза. Петр поднимает голову, нерешительно смотрит в зал, потом на Человека в мантии.
Человек в мантии (не спуская с него глаз). Кто-то принес… какое-то известие…
Петр (не понял, решает продолжать, повышает голос). Наше общество решило, что основой и мерилом в отношениях между мужчиной и женщиной должна быть только любовь. Мы стояли и будем стоять на стороне каждого, кто восстанет против темных сил прошлого.
Гул перерос в шум. Все чаше хлопают сиденья. Петр с наивным удивлением обращается к Человеку в мантии.
Петр. Они уходят…
Человек в мантии пожимает плечами. Петр делает последнюю попытку продолжать. Он покраснел, начал запинаться.
Петр. Я постараюсь… постараюсь разобраться, в чем еще сегодня больше всего проявляются пережитки капитализма.
Кто-то свистнул. В зале шум, долетают обрывки фраз.
Голоса: ...Какое он имеет право говорить?
...Свинство!
...Смотреть сквозь пальцы!
...Матисову!
В Петра попадает смятый комок бумаги, потом еще и еще.
Голоса: ...Вон!
...Он еще смеет!
...Убил Матисову!
Петр (кричит). Что это значит? Как вы себя ведете? Что это за люди, которые смеют присваивать себе право смотреть на чужую жизнь, как на спектакль? Которые не чувствуют, что должны отнестись к ней хоть с тысячной долей того внимания, с каким они относятся к самим себе!
Человек в мантии (хмуро, но почти торжественно). И которые допускают, чтобы крики толпы заглушили голос их собственной совести и сердца!
Петр (возмущаясь уже не залом, а Человеком в мантии). Кому какое дело!.. Лида Матисова…
Человек в мантии (наконец-то отходит от кулисы). Лида Матисова мертва, Петрус!
Петр дрожащими, вспотевшими руками судорожно комкает конспект, теребит галстук.
27
Проекция гаснет. Свет вспыхивает на всей сцене. По обеим сторонам стоят скамьи, на этот раз — две, и на них сидят все обвиняемые. Свободно только место Петруса да Лиды Матисовой; на нем лежит букет белых цветов, очень похожий на тот, давний, свадебный.
Человек в мантии. Сядьте, обвиняемый!
Петр, шатаясь, идет к своему месту, с убитым видом смотрит в пространство. Человек в мантии обходит скамьи и осматривает всех — подавленных, изнеможенных, неспособных произнести ни слова. Останавливается около букета, недовольно поднимает его, поворачивается к боковым кулисам.
Человек в мантии. Матисова! Это дело касается вас, пока оно не закончено.
Выходит Лида в распахнутом жакете, в котором мы видели ее в последний раз в вагоне. Села на свое место.
Человек в мантии. Обвиняемые! Я не собираюсь еще раз анализировать ваши поступки, мотивы и значение которых были обнаружены весьма убедительным образом. Для того чтобы довести дело до конца, нам остаются три вещи. Первое: хочет ли кто-нибудь из вас сказать последнее слово? Краль…
Краль в смятении отрицательно качает головой.
Человек в мантии. Грабетова?
Майка. Я и понятия не имела… просто понятия не имела, что это… (расплакалась).
Человек в мантии. Тошек?
Тошек. Повторяю: как работник отдела кадров… (не докончил). Это ужасно… Произошла страшная ошибка!
Человек в мантии. Стиборова?
Мать. Нет, нет, ради всего на свете, кончайте скорее! Милану надо к доктору! У Милана уже нет сил!
Стибор сидит разбитый, спрятав лицо в ладони. Человек в мантии даже не обратился к нему.
Человек в мантии. Петрусова?
Петрусова (после паузы). Нет.