– Он тогда отрастил волосы и собирал их в такой глупый хвостик, – пояснила миссис Ведлан.
– Но он его скоро обрезал, – вмешался мистер Ведлан. – Он здорово возмужал в армии.
– Это уж точно, – поддакнул Клифф. – Без армии, верное дело, мотал бы срок, – закончил он и захохотал.
– Что это ты такое говоришь, Клифф? – ужаснулась свекровь.
– А то, что он до армии только и делал, что шлялся по кабакам да по вечеринкам, – вставил свое слово Вес.
– Друзья, сегодня же Рождество! – напомнил Майкл. – Неужели нет других тем для разговора?
Рабски следуя моде, Майкл подхватил грипп. Похоже, скоро должен был прийти и мой черед. Во всяком случае, чувствовала я себя совсем не в своей тарелке.
– Это все наверное Грегори Флетчер, – жаловался Майкл, меряя шагами комнату и температуру. Он разглядывал градусник с таким уважением и вниманием, какого удостаивались лишь газетные передовицы.
– Грегори Флетчер?
– Ну да. Он притащился во вторник на службу совсем больной. Кашлял. Чихал. Теперь вот весь офис заражен, а от него со вторника ни слуху ни духу.
– Наверное, ему просто страшно встречаться с тобой. Ложись-ка лучше в постель, – приказала я. Взглянув на градусник, я постаралась успокоить его тем, что температура не такая уж высокая.
– Фрэнни, но от этого вируса умирают, – Майкл направился к кровати, выполняя мои указания.
– Чем тебе помочь? Может, почитаешь газеты? Я сейчас принесу тебе немного сока и включу радио.
Майкл забрался под одеяло и долго ворочался, устраиваясь поудобнее.
– Мне надо принимать лекарство, – заявил он. – Что я должен принимать?
– Аспирин. Не лекарство – чудо. Мертвого на ноги поставит.
– А мне ты его дашь, пока я жив, или будешь ждать, пока умру?
– Жив, но слишком слаб. – Я подоткнула одеяло и одарила мужа сияющей голливудской улыбкой. – Сейчас принесу.
– И воды захвати.
В аптечке я нашла то, что искала. По дороге в спальню прихватила стакан с водой, газету и все это доставила больному.
– Вдруг я завтра не смогу пойти на работу, – обреченно вздохнул Майкл, вытянув руки вдоль тела. Казалось, он готовится к чему-то ужасному.
– Не велика потеря! Ведь ты же ее терпеть не можешь.
– Но к началу следующей недели я должен подготовить подробный анализ положения дел на рынке...
– Может быть, поэтому ты и свалился. – Я положила две таблетки ему на ладонь. Он проглотил их, поморщился и запил водой.
– Почему поэтому свалился? – спросил он, откидываясь на подушку.
Я присела на край кровати.
– Знаешь, когда в свое время в школе должна была быть контрольная, а я не была к ней готова, то обычно заболевала. Обычно у меня начинал болеть живот. И я так втянулась, что как только объявляли контрольную, меня сразу начинало тошнить, и подступала рвота. Врачи говорили, что это – самовнушение.
– Какая ерунда! – возмущенно воскликнул Майкл, – а как же вирусы?
– Думаю, что ты выкарабкаешься, – я погладила его по щеке и протянула ему его любимую игрушку, – вот газета. Или хочешь мою книжку?
– Но ведь у тебя какая-нибудь ерунда?
– Я не просила оскорблять мой читательский вкус. Я просто предложила тебе книгу.
– Сделай мне, пожалуйста, кекс, – жалобно попросил Майкл. – Так люблю, есть кекс, когда болею...
– Конечно, сейчас, – и я поспешила на кухню. – Уверена, что в армии ты никогда не болел.
До конца дня он спал, ел, читал газету. Я же погрузилась в свое чтение. И, конечно, мы смотрели телевизор, который уже давно стал полноправным членом нашей маленькой семьи.
На следующий день Майкл остался дома. Когда я вернулась с работы с головой, забитой рекламой новых батареек, я увидела его восседающим в кровати, вылизывающим тарелку после орехового мороженого. Я бросила на кровать кипу свежих газет, наклонилась и губами приникла к мужнину лбу.
– Температура спала, как ты себя чувствуешь?
– Мне понравилось увиливать от работы. Может, бросить ее к черту? – ответил Майкл, – да, я тут почитал этот твой дурацкий романчик.
– Ты?!
– А знаешь, он не так уж и плох. Особенно эта шаловливая сиделка Лоррейн...
– Ты решил уйти с работы?
– Но ведь я занимаюсь там такой ерундой!
– А тебе там хорошо платят.
– Хорошо-то хорошо... Да вот работа дурацкая. Кому может понадобиться информация о росте спроса на новый одеколон, исчисленного в процентах?
Я заняла место в ногах на его ложе.
– Ладно. Давай вернемся к делам сегодняшним... и начнем с писем. Вот, папаша Джерри разродился – письмецо с фотографией его молоденькой женушки. – После того предсвадебного письма, где он рассыпался в поздравлениях и сожалел, что обстоятельства не позволяют ему присутствовать на торжестве, от него время от времени приходили известия. В частности, я знала, что у него начался бурный роман, впоследствии переросший в более серьезное чувство. Я всегда отвечала на эти послания. Не из желания, скорее из вежливости или чувства долга.
Я сунула злополучную фотографию под нос Майклу.
– Да она мне в сестры годится!
– Ничего себе... симпатичная! – ответил он, изучая снимок.
– Ее зовут Синди, – отнимая у него карточку, сообщила я. Мне казалось, что тамошние женщины слишком манерны, чтобы зваться так просто – Синди!
– Еще три месяца, – сказал Майкл, думая о своем. – Я терплю три месяца, и если работа так и не придется мне по душе – отваливаю.
– Ну и чем ты собираешься заниматься? – я уставилась на него. Кто знает, а вдруг он это всерьез?
– Да чем угодно. В Чикаго я задыхаюсь, так много здесь народу... Да и жизнь слишком дорогая. Я бы подался на Запад. Вот где хорошо, – мечтательно произнес он.
В волнении я засунула несчастное письмо в попавшийся под руки номер журнала.
– Ну, надо же! А как же мои друзья, родители, наконец? Я не хочу уезжать отсюда.
– Фрэнни, но ты – моя жена. И это значит значительно больше, чем то, что ты чья-то дочь.
Со злостью я уставилась ему прямо в глаза. Ведь мы говорили не о ком-то и не о чем-то, а о моих папе и маме!
Майкл с несчастным видом оторвался от подушек, присел и закутался в простынь.
– Ну почему ты настаиваешь, чтоб я жил там, где мне совсем не нравится? И все только потому, что не можешь расстаться со своими предками.
– Ага! Теперь ты, оказывается, терпеть не можешь Чикаго!
– А я никогда не говорил, что люблю этот город, – его лицо покраснело, но отнюдь не от резкого повышения температуры, – я здесь потому только, что ты хотела...
– А я и сейчас хочу! Слушай, тебе не нравится Чикаго, тебе не нравится работа! А хоть что-нибудь тебе нравится, а?
Майкл устало обхватил колени.
– Ты, Фрэнни. Я люблю тебя. А вот ты, ты любишь меня? Что-то я в этом не очень уверен, – задумчиво произнес он.
– Что ты несешь?! – сердце было готово выпрыгнуть от возмущения из моей груди. Но в то же время я была здорово смущена. – Да ты сегодня на себя не похож. От жара крыша поехала! Что с тобой происходит?
Я никак не могла взять в толк, как так спокойно начавшаяся беседа супругов может перерасти в отвратительную ссору.
Но Майкл закрыл глаза и сделал вид, что отключился.
Через пару дней я вернулась с работы с ангиной. Майкл тут же загнал меня в постель, напоил горячим чаем и даже почитал вслух дрянной романчик.
Похоже, мой отважный морячок снова вошел в норму.
Годовщина нашей свадьбы запомнилась мне двумя событиями – уходом Луи со службы, а Никсона – из Белого Дома. У Президента все началось с Уотергейта, у моего приятеля – с клоуна.
Однажды Кении Руни, отвечающий в конторе за детские товары, сломал игрушку – клоуна. Чтобы не выкидывать казенное имущество, он пристроил его на своем столе. А всего через три недели ему предложили более высокооплачиваемую работу в Огайо. Собрав все свое имущество – многочисленные ручки, блокноты, календарики, он торжественно вручил клоуна Луи, выразив надежду, что талисман и ему принесет счастье.