— Именно так, потому что лишь после того, как я увижу его, можно будет сказать, имеем ли мы шанс на успех или нет. В любом случае я устрою так, чтобы вы скорее познакомились, так как мне очень важно услышать твою точку зрения.
— Тебе нужно мнение женщины?..
— Во-первых, да. Это очень важно. Этот господин должен будет привлечь к себе женскую часть избирателей.
— Знаешь, сегодня уже недостаточно улыбки и белоснежных зубов, чтобы привлечь к себе женскую часть избирателей!
Смеясь, Брюс кивнул.
— Согласен, но признайся, что от этого хуже не бывает!
Она приняла скромный вид.
— Дорогой, я, например, вижу лишь белоснежные зубы своего мужа…
— Я знаю, но твоему воображению придется сделать гигантское усилие, чтобы ты представила себя на месте несчастных избирательниц, у которых нет меня в качестве мужа. — Затем он продолжал уже серьезнее: — Потом мне потребуется твоя интуиция. Ты редко ошибаешься в людях, и я хотел бы сразу узнать, какое впечатление на тебя произведет наш кандидат.
— Хорошо, договорились. Я постараюсь припрятать мое волшебное зеркальце, чтобы не вспугнуть твоего кандидата.
Бобби вернулся с собакой, которая принялась бегать по гостиной, преисполненная счастья при виде всех своих, собравшихся вместе дома.
Черил решила не отчитывать сына при всех за его шалости и ограничилась тем, что привела его одного на кухню.
— Это ты, — прошептала она, — пробовал десерт?
Застигнутый врасплох ребенок не знал, что и ответить.
— Ладно, — сказала она. — Куда мне надо его спрятать, чтобы ты больше его не трогал?
— Не знаю, мама, — искренне ответил он.
— Я знаю только одно: если бы так поступали все, то на вечер не осталось бы десерта!
При мысли о столь сокрушительной перспективе мальчуган залился краской.
— Подумай об этом, — добавила Черил, — и беги мыть руки: мы садимся за стол.
Ужин прошел мирно и спокойно.
Прежде чем пойти лечь спать, Брюс, как всегда, с вечера приготовил одежду, которую он собирался надеть на следующий день: костюм-тройку цвета морской волны в узкую полоску и очень строгую голубую рубашку, которая оживлялась галстуком с красноватым рисунком. На работу ему всегда нравилось одеваться в сугубо классическом стиле, но Черил предпочитала, чтобы по выходным он был в джинсах и куртке.
Она была уже в постели, когда Брюс вышел из ванной, одетый в одни лишь пижамные брюки из шелка-сырца, и она засмотрелась на него, подходящего к кровати своей упругой походкой, столь любимой ею… Ну разве могла она жаловаться?
Когда он лег возле нее, она протянула руку, чтобы погладить его мускулистый торс и плоский живот, который, как она знала, был очень чуток к прикосновениям ее ладони.
— Киска моя, — прошептал он.
Он обхватил ее руками, освободив ее худенькие плечики от воздушной сорочки, которая была на ней. Рядом с ним она выглядела настолько хрупкой, что даже после десяти лет супружества он все еще побаивался раздавить это удлиненное, гибкое, словно лиана, тело.
От поцелуев Брюса дыхание ее участилось; будучи столь же хрупкой, сколь и страстной, она оставалась влюбленной, как при первых встречах, и обладала природной способностью кружить ему голову.
Черил прижалась к нему так, чтобы ее тело как можно лучше повторяло изгибы ее любимого, чтобы в очередной раз глубже ощутить то восхитительное согласие, которое было их счастьем. Она ощущала своей горячей кожей его уверенные руки, и вновь и вновь ее охватывало все то же пьянящее чувство, будто это взаимное раскрытие останется навсегда их неистощимым сокровищем.
Она погружала пальцы в густые, слегка вьющиеся волосы, всегда пахнущие таким родным ароматом туалетной воды, и целовала его, отдаваясь без остатка. В очередной раз они бросились в волны взаимной гармонии тел и душ и, полные наслаждения, целиком погрузились в них, прежде чем выплыть, словно суденышко, на песчаный берег умиротворенности.
— О киска моя, ты так нужна мне, — прошептал он.
Она тоже нуждалась в нем, причем в это самое мгновенье больше, чем когда-либо.
Поймет ли он когда-нибудь, что со дня их свадьбы она приложила громадные усилия, чтобы нравиться ему и соответствовать той модели, в которую, как он полагал, Черил была выплавлена? Поймет ли он, что в той маленькой милой студентке, на которой он женился, скрывалась независимая женщина, артистическая натура, неспособная больше выносить это убогое существование, в котором прозябала?
Черил понимала, что совершила ужасную ошибку, но ни разу не сказала мужу об этом. Из года в год она находила тысячу причин скрывать правду от самой себя, но теперь была уже не в силах продолжать это.