Девчушка быстро-быстро заморгала глазами.
- А я, кстати, после школы в инъяз собираюсь, и по английскому у меня пятерка.
- Ну, вот видите! So, young lady, shall I expect an interesting discussion, comparing the characters by Alexander Pushkin and William Shakespeare?
- Йес! - не смущаясь выпалила Татьяна.
Никодим Велизариевич только покачал головой и сказал:
- Ну, ладно. Только я сам позвоню домой и предупрежу Капитолину.
- Дед, а давай по-другому. Мы с Танькой до нее добежим, она еще, небось, волосы будет укладывать, а потом вместе подойдем в "Ладогу". Это же через дом. Можем Патрику пока речку показать, если он хочет.
После нескольких английских фраз мальчишка радостно вскочил, и они убежали. В комнатке остались четверо. Демонстративно равнодушный Юрий, двигающий стрелки, сухая англичанка Виктория с дежурной улыбкой на лице, уверенный в себе Еремей-Джереми и сам Никодим Велизариевич.
- Ну что, пойдем и мы? - с улыбкой спросил визитер.
- Конечно, только... Дайте, я хоть с мыслями соберусь. Вы все тут без меня решили, я и сказать-то ничего не успел... Вот уж и не ожидал, что вы так хорошо по-русски разговариваете.
- Милейший Никодим Велизариевич, мы же все-таки двоюродные братья! Не скрою, в детстве русский не был для меня родным языком, моя матушка чистокровная англичанка. Да и батюшка тоже со мной редко говорил по-русски: я родился в тридцать четвертом, когда он уже несколько лет проживал в туманном Альбионе. Учить меня русскому он стал уже потом, в конце войны, когда с конвоями ходил на Мурманск. Он был военным переводчиком в чине майора на одном из кораблей...
Внезапно он замолчал, видя, что Никодим Велизариевич странно смотрит на Юрия, который опять равнодушно потянулся к стрелке. Почувствовав некоторую неловкость от возникшей паузы, он тоже бросил на него короткий взгляд, потом перевел глаза на жену и продолжил:
- Знаете, там, в Мурманске, он в одиночестве ни разу не сошел на берег. Немецких субмарин он боялся меньше, чем агентов НКВД. Но уже после нескольких визитов, поговорив с разными офицерами, он понял, что в России осталось немало честных и сильных людей. Домой он вернулся не с ненавистью, а с уважением к вашей великой стране. Что касаемо меня, то русский язык - моя профессия, я учился в Кембридже на отделении славянской филологии. Впрочем, должен признаться, что впоследствии почти тридцать лет я работал аналитиком в английской разведке. Не волнуйтесь, уже три года как я ретировался, так что пусть вас это не пугает, тем более что... по-моему, наши государства уже перестали быть врагами. Да, знаете, какой кличкой наградили меня коллеги? Вам должно быть любопытно: Победа.
Он явно ожидал реакции. Никодим Велизариевич думал о другом, но посмотрел на двоюродного брата и подыграл ему:
- И почему?
- Так называлась самая известная марка русских наручных часов. Правда, я никогда не носил ни русские, ни швейцарские. Они мне были просто не нужны, так же как моему сыну Сиприану и внуку Патрику.
Отвлекшись от мыслей по поводу вновь возникшей возможности родства с Юрием, Никодим Велизариевич вспомнил, как во время войны его, семнадцатилетнего мальчишку, вызывал к себе Комаров, седелецкий смершевец, и допытывался, не приходил ли кто к отцу. Тогда это выглядело обычной мерой предосторожности. В сорок девятом, получив десять лет за связь с английской разведкой, он тоже не провел никакой параллели с исчезнувшим легендарным Евстропом. Вернувшись домой по амнистии в пятьдесят третьем и реабилитировавшись вчистую в пятьдесят седьмом, он не стал требовать ознакомления со своим делом, справедливо полагая, что ему и так повезло.
Где-то в начале 60-х их с отцом снова вызывали в КГБ и предупредили, что зарубежные разведки готовят провокацию, поэтому вся почта Колотаевых, как уникальных специалистов, будет перлюстрироваться. И это их не удивило: все ясно, такая работа.
Уже в 90-м сын Викентий предлагал ему поднять кагэбэшные архивы, но и тогда он махнул рукой и отказался. Честно говоря, он просто боялся увидеть на страничках сорок девятого года донос от кого-нибудь из друзей юности, а вот, поди ж ты...
Почитал бы свое дело, наверное, знал бы, что дядька Евстроп не только выжил, а даже неоднократно посещал бывшую Родину в составе Флота Его Величества, а двоюродный брат, и того пуще, заделался натуральным Джеймсом Бондом.
- А что сейчас... мой племянник, Куприян?
- Сиприан погиб шесть лет назад. Нелепый случай - ехал с женой в театр на автомобиле... Видимо, сильно спешил, она была, как это говорят... копуша. Он совсем не знал русский язык, работал инженером в электрической компании.
Улыбка на лице его жены изменилась. В речи своего мужа она, видимо, поняла два слова: "Сиприан" и "театр".
- Извините, я не хотел.
- Нет, что вы, ничего... У нас теперь есть Патрик. Знаете, Никодим Велизариевич, он хочет стать юристом по международному праву, а сегодня утром сказал, что будет изучать русский язык.
За спиной кашлянул Юрий.
- Никодим, вы бы уж двигали, а? Как раз к приходу Капитолины сделаете заказ. Если мне чего в клювике принесете, спасибо скажу.
Джереми-Еремей внезапно засуетился:
- Простите, Юрий, мне как-то сразу на ум не пришло: мы закажем вам такой же обед, и официант доставит его сюда через несколько минут!
Юрий снова хмыкнул:
- Нет уж, спасибо. Никто не знает, что он сюда донесет, тем более что нижняя дверь у нас на ночь запирается. А за минуту я вниз-вверх уже не оборачиваюсь.
- Почему обязательно за минуту?.. Ах, да, простите.
- Да уж. Такая работа.
Когда раздался телефонный звонок, у Никодима Велизариевича опять защемило сердце. Посмотрев на Юрия, он снял трубку и услышал растерянное лепетание Лешки.
- Деда... хорошо, что вы не ушли... Я не знаю, что делать... Баба Капа пошла в ванную, а я зашел к Велизарию посмотреть, а он... Деда... он, по-моему, не дышит.
Вот оно. Холодная испарина моментально выкатила на лоб Никодима Велизариевича. Именно сегодня, именно сейчас...
- Погоди. Бабулю не пугай. Я сейчас буду, не поднимай панику. Вы все там?
- Нет... Танька постеснялась подниматься, а этот Патрик с ней на скамеечке сидит, по-английски чешет...
- Хорошо. Сейчас буду.
Юрий медленно поднялся со стула. Совершенно забыв про гостей, он несколько раз судорожно сглотнул, пытаясь что-то сказать. Потом указал пальцем на телефон и хрипло спросил:
- Отец?
Никодим Велизариевич шарил глазами по углам в поисках трости.
- Не знаю. Скорее всего, да. Я сейчас пойду и все сам выясню, потом тебе позвоню. Простите, пожалуйста, но, видимо, поход в ресторан не состоится. Если хотите, можете посидеть здесь, пока кто-нибудь... не знаю... приведет вам внука.
Юрий не глядя подвинул минутную стрелку на одно деление и потянулся за курткой.
- Никодим, я с тобой.
- С ума сошел? Суббота, без двадцати семь! Полная площадь народу! Кто работать будет?
Вдруг Юрий закричал, срываясь на визгливые ноты:
- А ты! Ты будешь работать! Это тебе надо, ты же у нас кровный Колотаев, а я приемыш из детдома! Ты же теперь старший, вот и отвечай за всю свою идиотскую семейку! Ты меня всю жизнь презирал, как и все вы, только Велизарий во мне человека видел! А ты меня даже не пускаешь, чтобы глаза ему закрыть! Где же ты был, когда дед Степан прямо тут откинулся? Сволочи, все вы сволочи! Господи, бред-то какой, двести пятьдесят лет стрелки руками вертеть, а?! Да несись она конем, ваша башня, и стрелки ваши туда же!.. Вот! Пусть товарищ буржуйский шпион их двигает! Он тоже кровный! Давай, Еремей Евстропович, вступай в семейный бизнес, потом у себя в Ливерпуле всем расскажешь, как России гуманитарную помощь оказывал! И уж не переживай так, если даже меня из Мурманска вывезли, на наследство не претендую!