В поведении арестованного ничего подозрительного не отмечалось. На вопросы он отвечал охотно и сообщил ряд сведений, заслуживающих оперативный интерес.
В частности, Варнавин сообщил, что видел в городе некоего Зубарина, по кличке «Удав», располагающего огнестрельным оружием. За время допроса Варнавин встал со стула всего один раз, чтобы выпить воды из графина, стоявшего на приставном столике. Мне было известно, что Варнавин отказался в тюрьме от приема пищи, настаивая на отстранении от расследования по его делу тт. Карамышева и Ратанова. И вследствие этого чувствовал слабость и недомогание.
Около девяти часов я услышал, как в соседнюю комнату вошел т. Скуряков, встал из-за стола и подошел к дверям. Я слышал, как т. Скуряков спрашивал обо мне у конвоиров, и, открыв дверь, сказал, что я здесь. Скуряков спросил меня, не отказывается ли арестованный от дачи мне показаний. Я ответил отрицательно. Пропуская т. Скурякова в комнату, я увидел, что стул, на котором сидел Варнавин, пуст. Дверь на балкон была полуоткрыта.
Мною и т. Скуряковым были приняты следующие меры для розыска преступника по горячим следам:
а) организация преследования бежавшего силами конвоя,
б) личный осмотр прилегающего участка площади…»
…Перед третьим действием к театру подкатила «Волга», и худощавый человек пробежал мимо замешкавшихся билетерш в зрительный зал. Он с минуту задержался у центральной ложи, где сидели Макеев и Александров, и перед самым поднятием занавеса прошел к рампе. Зал добродушно зааплодировал.
Помощник дежурного по управлению поднял руку:
— Работников уголовного розыска города, управления и района прошу срочно спуститься к кабинету администратора. Членам городской добровольной народной дружины и оперативного комсомольского отряда собраться в вестибюле.
Макеев и Александров вышли из зала первыми. В темноте раздался скрип кресел, шарканье ног. Оркестр заиграл увертюру к последнему действию пьесы, так глубоко взволновавшей Тамулиса.
К утру и весь следующий день город был взят в невидимое постороннему глазу кольцо, и Ратанов, проезжая на машине по городу, видел на автобусных остановках, у закусочных, столовых, парикмахерских знакомых людей. Они были в одиночку и со спутницами, они подолгу ждали автобусов, читали газеты на стендах, любовались витринами, разговаривали или читали газеты. Иногда ему встречались и незнакомые лица, в которых он безошибочно угадывал дружинников. Узнать человека, который кого-то ищет, всегда просто.
Розянчиков все утро провел в кабинете. Он ничего не писал, не читал, только ходил из угла в угол и не мог успокоиться. Скуряков пытался вывести его из этого состояния, но каждый раз во взгляде Розянчикова чувствовался такой отпор, что Скуряков не выдерживал.
Перед обедом в кабинет к Розянчикову пришел областной прокурор, а позднее к ним присоединился Карамышев и начальник следственного отдела.
На широкий, затянутый зеленым сукном стол легло дело об убийстве старшего лейтенанта милиции Мартынова.
12
Лоев слушал нетерпеливо и смотрел в окно: обидно — ведь именно сегодня, в свой выходной день, он решил, наконец, навестить девушку с пушистой, немного ворчливой овчаркой колли. Из кабинета Ратанова был виден ставший по-осеннему неприветливым маленький внутренний дворик и вход в КПЗ. Милиционер из конвойного взвода шел по двору, держа в руках малюсенький металлический чайник.
Барков был настроен скептически. Во всяком случае, хотел выглядеть таким.
— Будьте осторожны, — повторял через каждые десять-пятнадцать слов Ратанов. — Это самое главное. За вами будет железнодорожная станция и два клуба. Баркову разрешено получить табельное оружие.
Когда они выходили, в кабинет вошли прокурор области, Карамышев и Розянчиков. Лоев не знал его, он только увидел, что молодой, не по годам располневший человек с университетским значком остановил в дверях Баркова и начал что-то говорить ему взволнованным высоким голосом. Лицо молодого человека покраснело, слова у него не шли, и он то и дело качал головой и гладил себя по макушке, и этому жесту и Лоев, и Барков поверили больше, чем его непонятной оборванной речи.
— Я-то что? — сказал Барков. — Вот Джалилов!
Розянчиков взметнул головой, как будто у него на шее захлестнули петлю.
— Я думаю, он поймет…
Эдик ждал их у машины.
Они выехали из города. Было темно. По обеим сторонам дороги стоял лес. Деревьев уже не было видно — просто высокие стены сплошного черного забора касались звезд своими неровными острыми зубцами. Дорога подсохла, и «победа» легко тянула по дороге. Иногда им попадались встречные полуторки и еще издалека начинали перемигиваться с «победой» тусклыми желтоватыми огнями.