Положив трубку, Тамулис вздохнул: если бы он срочно понадобился дежурному, тот просто стукнул бы ладонью в стену или крикнул в коридор: «Алик, зайди!»
И все же не идти на вызов дежурного нельзя.
— Товарищ лейтенант, получите почту.
Перед Мартыновым лежала справка из гороно, надобность в которой отпала еще в прошлом месяце.
— Отрываешь от дела, Андрей! Секретарю не мог отдать…
— Пререкания, товарищ лейтенант, — сказал Мартынов, — не знаете правил прохождения службы!
Он с секунду выжидательно-укоризненно смотрел на Тамулиса, затем преувеличенно устало и безнадежно махнул рукой:
— Позор, товарищ Тамулис. Скажите вашему начальнику— капитану Ратанову, чтобы он послал вас мыть полы в ОБХСС. Я позвоню туда. Идите.
Тамулис хотел сказать что-нибудь ехидное, но, встретившись глазами с Мартыновым и поняв, что тот будет играть роль ревностного служаки до конца, без всякой угрозы пробормотал:
— Ничего, старик, в понедельник ты у меня тоже побегаешь!
Когда дверь за Тамулисом захлопнулась, Мартынов с минуту раздумывал, потом снял трубку и вызвал буфетчицу:
— Говорит дежурный по отделу. Прошу оставить что-нибудь от обеда нашему комиссару милиции Тамулису, если они опять запоздают к обеду…
— Так ведь ваш комиссар каждый день опаздывает.
Тамулис действительно приходит в буфет последним, когда там ничего уже нет, кроме конфитюра и дорогих шоколадных конфет, садится у окна и ест всегда медленно, без аппетита — его мысли вечно витают где-то далеко. И, глядя на его безучастные близорукие глаза, голубеющие под белесыми бровями, буфетчица всегда недовольно морщится и стучит пустыми кастрюлями.
— Пойми, Тонечка, — сказал Мартынов, — я не могу допустить, чтобы в мое дежурство оперативники ходили голодными.
— Ладно. Я оставлю ему шницель.
— Хорошо. А мне, как всегда, спаржу и филе из мяса молодого бизона…
Но уже через час Мартынову опять стало не до шуток: дважды пришлось самому выезжать с опергруппой на вызовы; отделения просили машины, и Андрей разыскивал их по рации на всех дорогах. Из служебного собаководства сообщили, что заболел Карат, и его проводник слезно молил привезти к Карату кого-нибудь из специалистов ветеринарного института, «желательно с ученым званием».
Андрей уже трижды вызывал к себе Тамулиса и другого оперативника, Германа Баркова, — не по телефону, а просто стуком кулака в стену, — и посылал их то на пристань, то к фабрике «X Октябрь», то в Центральный универмаг.
Все чаще и настойчивее звонили телефоны:
— Третий пост просил машину…
— Вышлите наряд по адресу…
— Дружинниками задержаны…
— Докладывает сержант Кириллов…
— Примите меры… рост… телосложение… Ответ телеграфируйте. Кто принял?
Уже стемнело, когда Тамулис устало и тяжело, с папкой в руках вышел на крыльцо. Мартынов собирался куда-то ехать и стоял во дворе у дежурной машины. Настроение у него, как всегда, было приподнятое: большая половина дежурства была уже позади.
— Славно поработали — хорошо отдохнем! — крикнул он Альгису. — А вам не кажется, товарищ Тамулис, что некоторые выпускники каунасской школы йогов имеют к концу работы несколько измученный вид?
— Острить изволите-с? — полюбопытствовал Тамулис.
Дежурное помещение — сердце милиции.
Это сердце стучит быстро и медленно, ритмично или неритмично, тоны его то чисты, то пугают шумом, иногда кажется, что оно не выдержит нагрузки и вот-вот выскочит из груди, — но оно никогда не останавливается, это сердце, и бьется в любое время дня и ночи.
Телефоны в дежурной комнате милиции, как чуткие сейсмические приборы, регистрируют малейшие, не ощущаемые непосвященными «подземные толчки» городской жизни. Они почти беспрерывно звонят примерно до часа ночи, потом умолкают и пробуждаются лишь для того, чтобы сообщить о неожиданном и важном.
Дежурный всю ночь что-то пишет, его помощник сидит у коммутатора оперативной связи и пьет чай на постеленной у аппарата газете. В машинах дремлют шоферы. Из питомника служебного собаководства иногда раздается звонкий лай и металлический лязг.
В дежурке открывают окна, и в комнату врывается свежий ночной ветер.
Шумят во дворе освещенные прожекторами тополя.
Дежурный на миг перестает писать и поднимает голову.
Тревожный ночной ветер. Он чем-то близок дежурным. Он тоже не спит по ночам. Он тоже хозяин уснувшего города.