— А мы, собственно говоря, Москвы так и не увидели! — сокрушенно сказал Налегин.
Справа по шоссе скользили назад обгоняемые машины. Они словно двигались в обратном направлении, багажниками вперед. Скорость была велика, и обычно впереди сначала появлялся багажник новой машины, потом он какую-то долю минуты рос и приближался, а затем рядом уже мелькало, убегая назад, лицо очередного шофера, склоненного над баранкой.
— Здорово, — восхищенно сказала Инга Хрусталева, — у меня даже уши закладывает! Я страшно как обожаю езду на автомобилях.
Вскоре показалась стеклянная коробка нового аэропорта. Шофер сбросил газ и резко затормозил. Через минуту подошел связной.
— Привет! Отправление в 17.10. Прилет во Львов в 19.35. Вот ваши билеты. Регистрация уже произведена… Ну, что еще? Ваши места в хвосте, Сочнева впереди, так что вы выйдете из самолета раньше ее. Во Львов уже позвонили и передали приметы Сочневой и ваши. Теперь, кажется, все… Да! Ребята, которые сегодня с вами работали, желают успеха и благополучного возвращения. Они сейчас знают, что я это передаю, и смотрят сюда. Но, к сожалению, вы их не видите. Теперь все.
— Спасибо. Приезжайте к нам в Остромск.
Они вышли из машины, попрощавшись с шофером. Всюду сновали пассажиры. Беззвучно раскрывались и закрывались многочисленные стеклянные двери, и с улицы сквозь прозрачные стены здания было видно множество людей, ходивших по этажам, сидевших в мягких креслах, толпившихся у витрин киосков. И найти среди этих тысяч людей тех, кто в течение дня неотступно следовал за Сочневой и вел за ней наблюдение и кто сейчас глядел на них и мысленно желал успеха и благополучного возвращения, было невозможно. «Волга», в которой они приехали, отошла от тротуара, проехала метров сто вперед, и Налегин видел, как кто-то в сером на долю секунды показался из толпы и сел в машину. Потом она проехала еще метров двадцать, снова остановилась, но больше Налегину уже ничего не удалось увидеть.
Во Львовском аэропорту их самолет уже ждали. Было тепло, пахло дождем, в стороне темнели округлые южные кроны деревьев. Невысокий рыжеватый человек с золотым кольцом на руке и золотыми зубами, похожий больше на преуспевающего фарцовщика, чем на оперативного работника, подошел к Налегину, на ходу разворачивая «Радянську правду», подмигнул и весело поздоровался:
— Сервус! Здравствуйте! Вирко Андрей, майор милиции.
Он показал им на машину со львовским номером, а сам остался со своим помощником, чтобы принять Сочневу «в натуре». Она спустилась по трапу одной из последних.
Минут через пять на широкой платформе электрокары подали багаж, и Сочнева с купленным в Москве польским баулом вышла на площадь. Маршрутное такси быстро доставило ее к железнодорожному вокзалу.
— Куда же она поедет? — рассуждал вслух Вирко. — Тернополь? Самбор? Дрогобыч?
Пока он гадал, Сочнева и вместе с ней еще двое пассажиров, оказавшихся, видимо, попутчиками, пересели из маршрутного в «Волгу».
— Ну, кто с нами? Требуется четвертый! — крикнул шофер. — Жду еще минуту!
Львовский оперативник, приехавший с Андреем Вирко, подошел к шоферу.
— Нет, — отказался водитель, — это в сторону. Не по той дороге. Я еду в… — он назвал известный курортный городок.
Вирко подождал, пока таксист развернется, сделал необходимые распоряжения оставшемуся во Львове помощнику, и они поехали.
Старший оперуполномоченный Андрей Вирко оказался человеком не только деятельным, но и галантным. Он передал Зине букет флоксов, которые, как он выразился, полчаса назад росли еще на клумбе областного управления, под окном генерала. Только приметы девушки, полученные из Москвы, заставили его пойти на святотатство.
Прежде чем выехать на тракт, Вирко рассказал шоферу, как проехать по городу.
— Ее повез городской таксист, — объяснил он Налегину, — поэтому ему придется в гараже оформлять выезд за город. Считайте, что мы его уже перегнали. Внимание! — он оглянулся в окно. — Это наш кафедральный собор, его строили подряд пятьсот лет, с нарушением всех сроков сдачи. Сбоку Каплица Боимов. Усыпальница, иначе. Когда мы с ворьем покончим, я пойду в экскурсоводы. Имею большой практический опыт… Армянский собор. Выдающийся памятник армянской архитектуры на Украине XIV века.
— Обязательно съезжу в Армению, — сказала Зина.
— Посмотреть памятник украинской архитектуры?
Налегин слушал рассказ майора и смотрел по сторонам, но, как и в Москве, думал только о Сочневой. Наконец в открытые окна машины ударила вечерняя прохлада полей. Они выехали за город.
— Значит, так, — сказал Вирко. — В том городке две гостиницы. В первой для Сочневой мест не окажется. Собственно, в это время года их нет ни в одной гостинице, но во второй, в дальней, для нее будет одно в двухместном номере, рядом с Зиночкой. И приедем мы туда на час раньше этой Сочневой. Так, Микола?
Он повернулся к шоферу. Микола, такой же молчаливый, как и его московский коллега, кивнул в знак согласия.
— Но она может поехать к знакомым? Или остановиться на частной квартире?
— По курорту проезд машин воспрещен, а на автостанции ее будет ждать наш человек.
Дежурной по этажу, показывавшей ей номер, Сочнева почти насильно сунула в карман плитку шоколада.
— Ничего, ничего, погрызете… Ночь длинная.
Номер ей понравился — чистенький, светлый, две широкие кровати под желтыми верблюжьими одеялами, пружинящий под ногами ковер.
Сочнева уже хотела пройти к шкафу и переодеться, как дверь ванной позади нее открылась, на пороге показалось красное, разомлевшее от жары, хрупкое существо, закутанное в банную простынь.
— Господи, — ахнуло оно, увидев баул, — какая прелестная сумка! Как товаровед, могу точно сказать — работа польских мастеров. Артикул 617.
Сочнева засмеялась, у нее была широкая, открытая улыбка, которая как бы скрадывала на короткое время постоянно плутоватое выражение лица.
— Не ошиблись!
Только теперь она увидела висевший за дверью ярко-красный дамский плащ с косынкой, высовывавшейся из кармана.
— Вы случайно не в «Ванде» ее покупали?
— В «Ванде». Сегодня утром. Вы, наверное, москвичка?
— Да. А вы?
— Я из Ленинграда. — Вдали от Остромска Сочнева не считала для себя обязательным строго придерживаться истины.
— Меня зовут Ингой. А вас?
— Алла. Курортная поликлиника все там же? С почкой у меня не все ладно.
— Там же… Одна больная тоже пошла к специалисту, но спутала при этом этажи. Не слыхали?
Еще через несколько минут из их номера доносился громкий смех.
— А я голову-то не промыла, — сказала Инга, перебирая длинные потемневшие от купания волосы. — Я сейчас.
Когда из ванной раздался мерный гул заработавшего крана, Сочнева нашла в шкафу сумочку своей соседки и открыла ее. Там оказался целый набор маленьких бутылочек коньяка, бланк почтового перевода на весьма приличную сумму и паспорт Хрусталевой. Инга значилась по нему уроженкой Москвы, проживавшей на Арбате, недавно расторгшей брак гражданином Хрусталевым. В главе «особые отметки» стоял небольшой фиолетовый штамп «Комиссионный магазин № 58».
— Чудесно! — вырвалось у Сочневой. — Вот повезло!
Глава 18. На рассвете
В просторном холле на четвёртом этаже было полутемно. Свет горел только на лестничной клетке. Налегин сидел в мягком кресле у окна и смотрел вниз. Неподалеку, в комнатке кастелянши, дверь которой была приоткрыта, на мягком диване дремала дежурная по этажу. Она лежала вниз лицом, у нее болел глаз. Кравченко с неизменным транзистором в руках занял позицию на поролоновых подушках второго дивана против дежурной и не спускал глаз с освещенной лестничной клетки.
За большим, во всю стену, распахнутым окном была видна освещенная неяркими лампами дневного света узкая серебристо-зеленоватая улица. По другую сторону ее чернело трехэтажное здание санатория с деревянными балконами с затейливой анфиладой террас, веранд, переходов, нешироких стрельчатых окон и оконцев. Под самой крышей там всю ночь светило круглое, словно иллюминатор, окно.