Входная дверь распахнулась, и кто-то взбежал вверх по лестнице. Примми поспешно сунула пластинки в сумку и вышла на широкую лестничную площадку. Дверь в комнату миссис Лейн была открыта, оттуда доносился шум торопливо выдвигаемых ящиков комода.
Примми подошла к двери и застыла. Миссис Лейн в спешке выгребала из ящиков вещи и швыряла их в лежавший на узкой односпальной кровати чемодан.
— Извините, — смущенно пробормотала Примми. — Вы куда-то опаздываете, миссис Лейн? Вы уезжаете?
Ева Лейн замерла с ворохом белья в руках.
— Примми! Я не знала, что ты здесь. — Казалось, мать Кики оцепенела от страха.
Примми решила, что в семье Лейн кто-то тяжело заболел и миссис Лейн нужно немедленно ехать, чтобы быть рядом.
— Что случилось? — с тревогой спросила она, шагнув в комнату. — Может, чем-то помочь?
— Нет. — Ева вернулась к своему занятию. — Нет, Примми, дорогая, ты ничем не можешь мне помочь. Я сейчас делаю то, что хотела сделать долгие годы. — Она сунула новую кипу белья в чемодан. — Я уезжаю. Навсегда. Так будет лучше. Саймон уже знает. Я ему сказала, но он мне не поверил. Думает, у меня не хватит пороху.
Примми ошеломленно уставилась на миссис Лейн.
— Но куда вы пойдете? А Кики знает?
Из открытого окна донесся резкий звук автомобильного сигнала.
— Я буду жить с Дженни.
Миссис Лейн вынимала теперь платье за платьем из своего гардероба, складывая их поверх белья, и Примми необычайно остро ощутила свою беспомощность. Что же будет, когда вернется домой мистер Лейн? Когда придет Кики?
Как будто прочитав ее мысли, миссис Лейн добавила:
— Я оставила письмо на столике в холле. — Она захлопнула дверцу гардероба. — Пожалуйста, не убивайся так, Примми. Дженни живет всего лишь в Севеноуксе. Я смогу часто видеться с Кики. И Саймон наконец… освободится.
С улицы снова послышался автомобильный сигнал, и Ева Лейн защелкнула замки на чемодане.
— Я всегда была очень рада тебе, Примми, дорогая, — торопливо проговорила она, снимая с кровати чемодан. — Все эти годы ты была для меня сияющим лучом солнечного света. А теперь, когда вы с Кики покидаете Петтс-Вуд и переезжаете в Лондон, настало время уехать и мне. Пустые браки делают людей несчастными, а я достаточно долго пользовалась тем, что у Саймона так сильно развито чувство ответственности. Нужно дать и ему возможность начать жизнь заново.
Миссис Лейн подхватила чемодан, нежно погладила Примми по щеке и стремительно вышла из комнаты.
Где-то внизу хлопнула дверца автомобиля, послышался хруст гравия под ногами. Понимая, что Дженни вот-вот появится в доме, Примми поспешно выскочила из комнаты вслед за миссис Лейн. Выбежав на лестничную площадку, она увидела, как в холл решительной поступью входит Дженни Рис в клетчатой рубашке с открытым воротом, безрукавке и джинсах, заправленных в покрытые грязью сапоги-веллингтоны.
— Что-нибудь случилось? — спросила она, пока Ева Лейн с чемоданом в руках преодолевала последние ступеньки.
— Я разговаривала с Примми.
— Слава Богу! — воскликнула Дженни, шагая к Еве. — Я подумала, что слышу голос Кики. — И тут, к изумлению Примми, она обняла Еву Лейн за талию, прижалась к ней всем телом и страстно поцеловала в губы. Потрясение Примми было так велико, что у нее подкосились ноги. Не желая верить увиденному, она тяжело осела на верхнюю ступеньку лестницы, а Дженни Рис подняла голову, улыбнулась, глядя в глаза миссис Лейн, и хрипло прошептала: — Пойдем, любимая. Нам пора.
Мгновение спустя дверь за ними захлопнулась, и шум отъезжающей машины был единственным звуком, нарушившим тишину.
Совершенно ошеломленная, Примми сидела на ступеньках, не в силах сдвинуться с места. Конечно, ей приходилось слышать о лесбийской любви, но все ее представления — довольно, впрочем, расплывчатые — не имели ничего общего с увиденным. Две женщины, у нее на глазах сжимавшие друг друга в объятиях, несомненно, страстно любили друг друга.
Примми долго еще сидела на лестнице. Наконец-то многое из того, что всегда ставило ее в тупик, открылось вдруг с неожиданной ясностью. Если мама Кики могла так самозабвенно любить другую женщину, неудивительно, что ее отношения с мужем казались напряженными и вымученными.
Примми с трудом поднялась, ноги по-прежнему ее не слушались. Ей и прежде приходилось оставаться одной в пустом доме, но никогда еще жилище Лейнов не казалось ей таким пустынным и заброшенным, как сейчас.
Она медленно вернулась в комнату и присела на край постели. Кики явно ничего не подозревала об истинных отношениях матери с Дженни Рис, и Примми вовсе не собиралась просвещать ее на этот счет. Пусть это делает сама миссис Лейн или в крайнем случае доктор Лейн.
Хорошо понимая, как глубоко несчастен был отец Кики, она почти не сомневалась: мистер Лейн все знал.
Хотя в комнату по-прежнему вливались потоки солнца, жара уже спала. Примми взглянула на часы. Пятнадцать минут восьмого. С тяжелым сердцем она ожидала возвращения доктора Лейна.
Было уже без четверти восемь, когда Примми услышала шуршание шин по гравию. Руки ее непроизвольно сжались, пальцы вцепились в колени. Машина остановилась, громко хлопнула дверца. Послышался знакомый звук приближающихся шагов. Примми не двинулась с места.
Открылась тяжелая дубовая дверь, и мистер Лейн вошел в холл. Наступила тишина, и Примми поняла, что отец Кики читает письмо, оставленное на столике в холле. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем снова раздался звук шагов: мистер Лейн медленно направился к кухне.
Примми встала с кровати и на ватных ногах двинулась к двери. Нужно было дать знать мистеру Лейну, что она все еще в доме, что она уже упаковала вещи и собирается уезжать. Примми боязливо спустилась по лестнице и вошла в кухню.
Саймон Лейн стоял у окна, спиной к двери, ссутулившись, засунув руки глубоко в карманы. Его горе казалось таким осязаемым, что у Примми мучительно сжалось сердце.
Она негромко кашлянула, и отец Кики резко обернулся.
— Больше в доме никого нет, — робко проговорила Примми. — Только я. Я была здесь, когда… когда уехала миссис Лейн.
— Она сказала тебе, что уезжает навсегда? — В лучах солнца волосы доктора Лейна казались золотыми.
Примми кивнула.
— Она была с подругой?
— Да, — подтвердила Примми. Она вовсе не собиралась причинять боль мистеру Лейну, передавая все, что ей довелось увидеть. — Не хотите чашку чаю? — предложила она, прибегнув к испытанному средству, которым всегда пользовалась ее мать, когда кто-то нуждался в утешении.
Саймон Лейн кивнул.
— Очень мило с твоей стороны, Примми. Спасибо.
В воздухе повисла непривычная тишина. Примми подошла к раковине и наполнила чайник, с горечью думая о том, что доктор Лейн останется совершенно один в этом огромном доме, когда Кики переедет в Кенсингтон.
Ожидая, пока закипит чайник, Саймон снова повернулся к окну, ссутулился и сунул руки в карманы. Глубоко несчастный, погруженный в себя, он казался значительно моложе своих тридцати девяти.
— Хотите печенье? — неестественно бодро спросила Примми, испытывая мучительную неловкость.
Он не ответил, но сам задал вопрос:
— А ты тоже уезжаешь навсегда, Примми?
— Да. Мне давно следовало забрать свои вещи, еще в последний день занятий.
— Я буду скучать по тебе, — безжизненным голосом произнес отец Кики. Примми подошла к нему и встала рядом. Хотя июль уже заканчивался, сад поражал обилием цветущих роз. Грушевое дерево, усыпанное молочно-белыми цветками розы сорта «кифтсгейт», казалось, утопало в облаках: гибкие побеги обвивали ствол и ветви пышными гирляндами. По краям газона бледно-розовые розы мешались с люпинами и дельфиниумами. Повсюду цвела лаванда, и сквозь ее тонкий аромат пробивался сладкий запах тимьяна.
— Мне тоже будет вас не хватать, — отозвалась Примми. Если бы он только знал, как сильно она станет тосковать!
— Но ты ведь будешь здесь иногда появляться, правда, Примми?
— Да. — Голос ее дрогнул. — Конечно.