Напрямую эту деликатную тему никто не затрагивал, и все же она занимала мысли хозяев дома и их гостьи. На второй день Рождества утро выдалось солнечное, и все отправились на прогулку в ближайший лес.
В изящном голубом пальто, с рассыпавшимися по плечам золотистыми локонами, Артемис казалась необычно оживленной. На обратном пути, проходя мимо конюшни, она подхватила Примми под руку и шепнула:
— Я хочу познакомить тебя с Беном, Примми. Это один из рождественских подарков Руперта. Он просто прелесть. — В самом дальнем деннике стоял крошечный шетлендский пони. — Правда, он милый? Слов нет, какое чудо! — восхищенно проворковала Артемис.
Примми кивнула. Она хорошо понимала, зачем купили Бена и для чего Артемис и Руперт привели ее в конюшню и показали лошадку.
В такого пони мгновенно влюбился бы любой ребенок. И этот чудесный пони стоял и ждал своего маленького хозяина.
Вернувшись в свою обшарпанную квартиру в Кэтфорде, Примми так остро ощутила контраст между тем домом, который она могла предложить своему ребенку, и домом, который предлагала ему Артемис, что у нее мучительно сжалось сердце. Час за часом лежала она в постели, глядя в темноту, и отчаянно пыталась принять самое трудное в своей жизни решение. Наконец, когда небо уже начало светлеть, Примми выбралась из постели и позвонила Артемис.
— Ты права, — тихо сказала она, когда полусонная Артемис подошла к телефону. — Ты сможешь дать моему ребенку намного больше, чем я, и я хочу, чтобы вы с Рупертом его усыновили.
Раздался сдавленный вздох, и Артемис расплакалась от облегчения и благодарности.
— Спасибо, я так счастлива, Примми! — хрипло прошептала она, когда снова смогла говорить. — И ребенок тоже будет счастлив. Клянусь жизнью, он всегда будет счастлив.
С этого момента события развивались стремительно. Вскоре Примми посетил социальный работник из местной муниципальной службы.
— Вам потребуется проконсультироваться с юристом насчет вашего решения, — заявила эта сурового вида дама, небрежно отмахнувшись от заверений Примми, что консультация ей не понадобится. — А будущим приемным родителям придется пройти обычную процедуру проверки, какую всегда проводят в случаях усыновления.
— К нам приходила социальный работник, чтобы выяснить, по какой причине мы хотим усыновить ребенка, — сообщила по телефону Артемис, спеша поделиться впечатлениями. — Ей не понравилось, что ты моя подруга и что мы с Рупертом хотим усыновить именно твоего ребенка. Вчера весь день с утра и до вечера я отвечала на вопросы. Она расспрашивала о моих отношениях с родителями, с приятелями, которые были у меня до замужества, и о нашей жизни с Рупертом. Она это называет «историей отношений».
— А теперь они хотят знать все о моем образе жизни, — объявила Артемис, забежав к Примми несколько дней спустя. — Руперту пришлось дать подробный отчет о состоянии наших финансов — прошедшем, настоящем и будущем, — и нам обоим предстоит еще пройти проверку в полиции и в Национальном обществе защиты детей от жестокого обращения.
Не одну Артемис мучили бесконечными вопросами.
— Устраивает ли вас религия, в которой мистер и миссис Гауэр собираются воспитывать вашего ребенка, мисс Сертиз? — осведомилась уже знакомая Примми дама — социальный работник, зачитывая вопрос из списка длиной в ярд.
— Англиканская церковь? — Примми устало кивнула, ненавидя в душе всю эту отвратительную бюрократическую возню. — Да. Полностью устраивает.
Когда Артемис позвонила в следующий раз, она была на грани истерики.
— Нам только что сказали, что просьбу об усыновлении рассматривают от четырех до шести месяцев; потом, если будет вынесено положительное решение, наше дело пошлют в министерство здравоохранения, просвещения и социального обеспечения, и пройдет еще несколько месяцев, прежде чем процедура будет завершена.
Примми неуклюже опустилась на ближайший стул. Новость по-настоящему ужаснула ее.
— Но ребенок родится уже через пару недель, и если я… если я стану сама заботиться о малыше, Артемис, то уже не смогу расстаться с ним. Я буду просто не в силах!
Артемис и Руперт прекрасно это понимали. Они наняли самых лучших адвокатов, каких только смогли найти, и поручили им уладить дело. Примми могла только догадываться, в какую астрономическую сумму это им обошлось.
Но результат оправдал затраты.
— Если ты подпишешь юридически заверенное разрешение, нам позволят забрать ребенка, как только вы выйдете из больницы. — В слабом голосе Артемис слышалось облегчение. — Ты ведь по-прежнему хочешь, чтобы я была с тобой, когда начнутся роды?
— Да, Артемис, — подтвердила Примми, стараясь не думать о том, как все сложилось бы, если бы рядом был Саймон. — Конечно, хочу.
В последний день перед началом отпуска по беременности и родам коллеги по агентству подарили Примми кружевной конверт для младенца и два комплекта изысканного белья для новорожденного — розовый и голубой.
— По крайней мере один из них окажется нужного цвета, — весело объявил руководитель группы по работе с клиентами, показывая Примми подарки. — А если вдруг ты родишь двойняшек, мальчика и девочку, пригодятся оба комплекта!
Воды отошли в тот же вечер в поезде, на полпути между вокзалом Чаринг-Кросс и Кэтфордом. В мокром белье, усталая и встревоженная, Примми доплелась от станции Кэтфорд-Бридж до дома и позвонила Артемис.
Артемис запаниковала.
— Почему ты не в больнице? — пронзительно закричала она. — Почему ты не взяла такси? Кто там с тобой?
— Никого. Я в полном порядке, — успокоила ее Примми.
— Ты не можешь так рисковать, Примми! Мало ли что может случиться. Я хочу, чтобы ты немедленно вызвала по телефону такси и отправилась в больницу. Сразу же, сию минуту!
Понимая, что спорить бесполезно, Примми повесила трубку, налила себе чаю и уселась на край кровати, чтобы засечь время между приступами боли.
Схватки, уже довольно сильные, повторялись через каждые двадцать минут, и Примми признала, что Артемис была права, требуя, чтобы она как можно скорее отправлялась в больницу.
— Чтоб мне провалиться, милая! Неужто с тобой никого нету? — удивленно воскликнул таксист, с тревогой глядя на огромный живот Примми. — Малец уже на подходе, верно?
— Да, но я не собираюсь рожать прямо сейчас, — заверила его Примми, стараясь придать своему голосу побольше твердости.
— Не волнуйтесь, милочка, — бодро проговорил дежурный санитар в больнице, с сочувствием глядя на задыхающуюся от боли Примми. — Я доставлю вас в гинекологию ровно за три секунды.
— Не думала, что схватки будут такими сильными и частыми, — призналась Примми, когда санитар усадил ее в кресло на колесах и повез к лифту. — Это мой первый ребенок, а первые роды обычно длятся очень долго, так ведь?
— Иногда да, а иногда и нет, — заметил дежурный, вкатывая кресло в лифт. — Как всегда, кому-то везет, а кому-то нет. — Рыжеволосый и веснушчатый, он выглядел не старше восемнадцати. — А вы, похоже, как раз из тех, кому повезло.
Мнение санитара подтвердила и акушерка, которая определенно отличалась гораздо более обширным опытом.
— Боже мой, дорогая! Ты уже почти готова к родам, — заявила она, снимая тонкие резиновые хирургические перчатки и бросая их в мусорное ведро, — а чувствуешь себя еще вполне сносно.
Если ее нынешнее самочувствие можно назвать «вполне сносным», то что же будет потом?
Схватки участились и стали такими сильными, что невозможно было дышать…
— Давай же, дорогая, — подбадривала ее другая акушерка. — Осталось совсем немного. Представь себе, что у тебя там внутри апельсин и с каждым разом ты слегка выталкиваешь его наружу.
Но этот прием нисколько не помог. Боль казалась невыносимой.