— Понимаешь, боялся потерять много людей, — как бы извиняясь, отвечал Бабаджанян. — А так — был с ними, поддержал…
Сам он предпочитал об этом случае не распространяться. Тем более что звания Героя Советского Союза командиры соединений удостаивались за организацию действий подчиненных им войск — в этом их личный героизм. Но ведь его можно понять — как устоишь в пылу и азарте боя, более того, если твое присутствие вселяет в солдат веру в победу и успех!
…Враг остервенело сопротивляется, его авиация и артиллерия пытаются помешать советским воинам. Но под прикрытием огня мотострелков через брод на правый берег переправляют затем и танки 20-й мехбригады. Днестр преодолен. Рубеж взят.
Указом Президиума Верховного Совета СССР за героизм и мужество, проявленные при форсировании Днестра, присваивалось звание Героя Советского Союза капитану С. Д. Осипову, младшему лейтенанту С. Я. Устименко, старшим сержантам А. П. Синицыну, И. X. Календюку и самому командиру 20-й гвардейской бригады — полковнику А. X. Бабаджаняну.
На этот раз его бригада оказалась передовым отрядом целого фронта, более того, она входила в одну из танковых армий (рядом с 1-й гвардейской действовала еще и 4-я Д. Д. Лелюшенко), которые наступали в первом эшелоне фронта. В отличие от других операций, где прорыв тактической зоны вражеской обороны производился усилиями общевойсковых соединений, а танковые армии лишь после этого вводились в прорыв для его углубления, в Проскуровско-Черновицкой операции танковые армии сами, самостоятельно, должны были прорвать оборону и развивать успех на оперативную глубину.
— Но ведь это противоречит тому, что вы говорили раньше, — удивляюсь я. — Тактическую зону обороны противника должны прорывать общевойсковые армии, а танковые — действовать во втором эшелоне, крупные танковые массы должны использоваться для последующего развития прорыва.
— Нет тут никакого противоречия, — спокойно возражает маршал. — В данном случае такой метод был вполне оправдан — соответствовал обстановке, сложившейся на этом направлении. Здесь танковым армиям предстояло прорвать оборону слабую, неглубокую, здесь у противника не было ближайших резервов для парирования их ударов, здесь была реальная возможность прорвать оборону самостоятельно. Действия танковых армий в первом эшелоне предусмотрены советской военно-теоретической школой танковождения, — говорит он. — Никакого шаблона! — решительно рубит воздух рукой, словно отделяя друг от друга две точки зрения. — Это теоретической концепции гитлеровского вермахта был присущ шаблон. Нашей военной школе он чужд. Не может быть абсолютных тактических приемов, каждому решению должен предшествовать глубокий и научный анализ всех обстоятельств.
— А полководческое предвидение?
— Не отрицаю таланта, но без научного анализа… Нет, он — такой скрупулезный анализ — определяет успех, в том числе и полководческого предвидения.
В тяжелых боях на Сандомирском плацдарме военная фортуна поначалу не отличалась постоянством. Обстановка накалена до предела. Гитлеровцы окружены, но пытаются контрударами разорвать наше кольцо. 18 августа командарм М. Е. Катуков поручает Бабаджаняну возглавить группу бригад и организовать оборонительные бои до подхода наших войск. С несколькими командирами Бабаджанян отправляется проверять готовность опорных пунктов к отражению атак противника, и неожиданно они натыкаются на танки противника. Снаряд танковой пушки разрывается в центре группы советских офицеров.
А. X. Бабаджанян на командном пункте
корпуса во время боев
за Сандомирский плацдарм. 1944
Бабаджанян ранен в горло. Рядом, опрокинувшись навзничь, лежит с перебитой ногой комбриг 21-й подполковник И. В. Костюков. Но тут приносят радиограмму от командарма: «Наступать на юго-запад». Собрав силы, командир группы организует наступление, сам — в командирском танке вместо наводчика, только что тоже тяжело раненного. В этом же танке — раненый Костюков. Танк обстрелян вражеским артиллерийским орудием, в нем возникает пожар. Все выпрыгивают из танка — тут же замертво падает командир танка, ранен заряжающий. Водитель старшина Л. А. Полторак вытаскивает раненого Костюкова. Оставшиеся в живых ползут в сторону своих. Но свои, видимо посчитав, что здесь все погибли, не оглядываются, продолжают наступать.
И вот они — одни в поле. Бабаджанян приказывает Полтораку отправиться за помощью. Полторак пытается возражать: как он может покинуть комбрига? Но Бабаджанян непреклонен. Когда Полторак уходит, Костюков, с трудом расцепив сжатые от боли челюсти, едва слышно произносит: «Одно прошу: не оставляйте здесь, если надо будет — застрелите…» Больше он ничего не просит.