И как бы предвидя возражения, маршал соглашался:
— Да, история Великой Отечественной знает примеры, когда танковые армии использовались не только для развития успеха наступления, но и для отражения ударов противника при проведении наших оборонительных операций. Да, так было летом сорок третьего под Курском, когда танковые армии Центрального и Воронежского фронтов находились во втором эшелоне. В оборонительных боях они измотали, обескровили наступающую ударную группировку врага и тем подготовили условия для нашего контрнаступления.
— Но… — маршал делает небольшую паузу, как бы призывая слушателей обратить особое внимание на поворот своей аргументации, — но Берлинская операция — наступательная. И танковая армия — крупное танковое объединение, — действуя здесь, по существу, как танки непосредственной поддержки пехоты, несла значительные потери. Вспомню только особенно дорогие мне имена: И. В. Гаврилов, П. Е. Лактионов, А. М. Темник, В. А. Жуков, С. Я. Устименко — мой «бог разведки»… Всех разве назовешь… Правда, аргумент для такого применения танкового объединения был. Но единственный. То, что это финальная сцена войны, после которой сразу же должен опуститься занавес — капитуляция врага…
Ему возразили: были и положительные примеры действий танковых армий в первом эшелоне, когда они прорывали вражескую оборону и вышли к предгорьям Восточных Карпат.
— Да, действительно, — отвечал маршал. — Но какая это была оборона! Разве можно сравнить ее, слабую и неглубокую, с тем, что противник организовал у Берлина?
— Нет, — решительно заключал он, — уроки бывают разные. Берлинская операция — тоже урок, который нам преподала победа… Но своеобразный…
Он много занимался историей бронетанковых сил.
— Западные военные историки, — говорил он, — фетишизировали вклад в теорию применения этого рода войск германского «танкового стратега» Гейнца Гудериана. А между тем он отнюдь не был столь оригинален в своих военно-теоретических концепциях, каким его пытаются представить за рубежом…
И он приводил интересные факты.
Еще в начале тридцатых годов советская военно-теоретическая мысль сосредоточилась на разработке проблем глубокой наступательной операции. Бурно развивались новые технические средства — танки, авиация, артиллерия. Это коренным образом меняло взгляды на характер боя, операции и войны в целом — они представлялись исключительно напряженными, ожесточенными, скоротечными. При таких особенностях большая роль отводилась бронетанковым войскам. Война впоследствии подтвердила справедливость такого подхода советских военных теоретиков.
Это представление разделяли в тридцатые годы военные теоретики и в других странах мира.
— Вот, смотри, — говорит Амазасп Хачатурович, — это австрийский генерал А. Эймансбергер, книга его «Танковая война». Прямо пишет в 1934 году: «Ныне не существует другого боевого средства для атаки, кроме танков, объединенных в оперативном соединении и поддерживаемых сильным военно-воздушным флотом, а также всем другим эффективным оружием».
— Если непредвзято посмотреть, — продолжает А. X. Бабаджанян, — то придешь к выводу, что в основе теоретических разработок Гудериана, которые изложены в его книге «Внимание, танки!», лежат взгляды Эймансбергера. Так что «великий стратег» и «выдающийся теоретик», оказывается… Ну да что там… Человек, способный пойти на службу к Гитлеру и при случае стать его фискалом… Что уж тут говорить.
— Но ведь вы отмечали в своих статьях, что теоретические разработки Гудериана в значительной степени определили успехи немецко-фашистских войск и в операциях в Западной Европе в 1939–1940 годах, и в начальный период войны против СССР.
— Да, первоначально успех сопутствовал гудериановским танковым армиям. Но он изменил им, как только немецкие танковые группировки столкнулись с по-настоящему сильной, не сравнимой с тем, что они встречали в западноевропейских странах, глубоко эшелонированной обороной советских войск, например, под Курском, в сорок третьем. И тогда немецко-фашистские танковые армады начали терпеть на советско-германском фронте поражение за поражением.
— Что же помешало Гудериану пересмотреть свои взгляды?