– И за парикмахерами тоже?
Я понял, что не следовало упоминать его собратьев по ремеслу, но отступать было поздно.
– А что? – ответил я. – Коли уж человек шпионит за всеми подряд, то почему бы ему не включить в круг наблюдения и парикмахеров?
Последовало долгое молчание – видимо, он переваривал мои слова. Во мне же пробудилась легкая тревога: я заметил, как стала подрагивать у него рука, когда он принялся за мой левый висок. У меня не шло из головы его недавнее признание в любви ко злу. Но тут я понял, что именно вызывает раздражение Гедеса, и сразу успокоился. В парикмахерской не осталось других клиентов, кроме меня, и юный ученик позволил себе расслабиться – слушал наш разговор и ничегошеньки не делал. Мало того, он буквально пожирал нас глазами. И тогда Гедес прикрикнул на него:
– Ну чего уставился? Так и будешь на нас глаза пялить? Нечем заняться – ступай к Муньосу, принеси мне кофе. Или хочешь получить по уху? А то ведь и вообще могу тебя отсюда турнуть… Запомни, мне не нравится, когда меня вот так фотографируют, понял? Я совсем как те негры из Африки, которые считают, что тот, кто их фотографирует, крадет у них душу.
Я услышал быстрые шаги молодого помощника, когда тот выскочил на улицу Дурбан, чтобы бежать за кофе для хозяина.
– Эй, бестолочь, зонтик возьми! – крикнул ему вдогонку Гедес, и я по звуку шагов понял, что парень резко развернулся, схватил зонтик и снова ринулся наружу.
Тут парикмахер неожиданно доказал, что и он не лишен чувства юмора.
– Этому парню нравится бить баклуши, и, сдается мне, он обожает подслушивать мои разговоры с клиентами. То есть я о чем говорю? Вы, видать, правы: и за нами, за парикмахерами, тоже вполне можно шпионить.
Чтобы снова не повисло молчание, способное парализовать достигнутый вроде бы успех, я, пытаясь найти какую-нибудь зацепку, которая поможет вытянуть из парикмахера хоть самую ничтожную подробность его трагической жизни, решил поддержать начатую им тему:
– Между прочим, история знает сколько угодно случаев, когда и сами парикмахеры были шпионами. Вам это известно?
У меня вдруг забрезжила надежда, что и он может рассказать что-то про шпионов, и вечером я использую это в своей лекции.
– Если вы намекаете на меня, то ошибаетесь… А вот в том парне, моем ученике, в нем действительно что-то такое есть, но он, как ни поверни, пока всего лишь любитель. Вы ведь, полагаю, не станете утверждать, будто среди парикмахеров были и профессиональные шпионы – я, честно признаюсь, ни про одного такого не слыхал.
– Что, и про гамбургского парикмахера не слыхали? – начал я сочинять на ходу.
Я заметил, как у него снова мелко запульсировала жилка на запястье. Это пугало меня с каждой секундой все больше, особенно при мысли, что бритва вот-вот окажется совсем близко от моего горла.
– Нет, никогда не слыхал, – ответил Гедес.
– Да? А он, между тем, прославился в годы Второй мировой войны. Даже странно, что вы о нем ничего не знаете.
– У меня дома, к вашему сведению, имеются разные энциклопедии, да и про войну я много всего читал, но про этого парикмахера мне никогда ничего не попадалось. И на кого же работал ваш герой?
По тону вопроса было легко догадаться, что он не слишком мне верит. Я решил, что лучше перемешать вымысел с реальными фактами, то есть воспользоваться излюбленным приемом двойных агентов, чьи донесения всегда содержат долю правдивой информации, чтобы фальшивые сведения выглядели достовернее.
– С самого начала ему поручили найти некое конкретное лицо, враждебно, как было установлено, настроенное по отношению к собственному правительству. Парикмахер потратил на это задание очень много времени, и вдруг обнаружилось – по чистой случайности, – что нужный человек живет рядом с ним, в соседней квартире.
– И что же это была за случайность?
– В один прекрасный день кто-то перепутал двери и позвонил в квартиру парикмахера, назвав фамилию типа, которого тот безуспешно искал по всему городу, – вот так он и выполнил задание.
Гедес несколько секунд помолчал, видимо, обдумывал услышанное. Потом спросил:
– Вы только не сказали, на кого работал ваш парикмахер. Ведь это самое важное…
Я чуть помедлил с ответом, не понимая, почему именно это казалось Гедесу самым важным.
– Он работал на оба лагеря, – выпалил я наконец. – Он был двойным агентом. И союзники, и нацисты считали его своим. Правда, как вы можете догадаться, кончил он плохо, очень даже плохо.