Безладнова Ирина
Такая женщина
ИРИНА БЕЗЛАДНОВА
ТАКАЯ ЖЕНЩИНА
Повесть
Кира легла и с протяжным вздохом натянула до подбородка невесомое одеяло из пуха. Как давно она стала замечать за собой эти вздохи, больше похожие на стон? Вот точно так же вздыхала Маша, домработница матери: занималась чем-нибудь обыденным, например причесывалась, и вдруг издавала тяжкое "ы-хыхы-хыхы..."
- Вы чего? - пугалась Кира.
Маша смеялась.
- Вот погоди, - говорила, - придет время - сама захыхыкаешь.
Кира не верила.
- А почему же мать не хыхыкает? - спрашивала она. - Ведь вы ровесницы...
- Мать! - Маша вынимала изо рта длинную металлическую шпильку и вкалывала ее в жидкий пучок на макушке. - Твоя мать особа статья... а ты - не мать, так что захыхыкаешь, как миленькая.
Кира закрыла глаза и снова вздохнула... Спасибо СанькН за сегодняшний день и, вообще, за эту небывалую, как снег в мае, поездку. У него всегда все просто: позвонил и поинтересовался, не хочет ли она прокатиться на Рождество в страну Финляндию, в местечко под названием Гельсингфорс - как на концерт в Театр эстрады пригласил. Оказалось, их бригада собралась туда в концертное турне, вот он и предложил ей примазаться "за так". Ну что ж, такое даже ей под силу: сели в автобус, и через семь часов - вот она, Финляндия.
В автобусе всю дорогу проговорили, а теперь живут вместе у его друзей в небольшом двухэтажном коттедже, утопающем в снегах. Если не знать, никому и в голову не придет, что когда-то он был ее первым мужем, где-то там, в сгинувшем навеки прошлом. Как в той глупой песенке, которую она распевала в детстве: "Когда-то и где-то жил царь молодой..." Кира пошарила рукой по тумбочке, нащупала в темноте пачку с лежащей на ней зажигалкой, достала сигарету и закурила. Все-таки идиотская манера - курить, лежа в постели; сколько простынь и пододеяльников испорчено и выброшено к черту! Только не это пуховое чудо... Она потянулась и дернула за шнурок; слабо осветилась небольшая нарядная комната для гостей, в которой она спала вот уже третью и теперь последнюю ночь. Кира села в постели и поставила пепельницу себе на колени. Она курила, а за стеной уютно похрапывал Санек.
В те далекие времена он обладал пышной, буйно вьющейся шевелюрой, здоровым румянцем "во всю щеку" и глубокой детской ямочкой на подбородке; и хотя у него было благозвучное имя - Александр, все, и она в том числе, звали его просто Санек. Так на всю жизнь он и остался Саньком - до сегодняшнего дня, хотя давно облысел и разменял свой седьмой десяток. Будучи представителем исчезающего племени профессиональных конферансье, Санек пел на сцене шуточные куплеты, аккомпанируя себе на гитаре. В повседневной жизни, быть может по инерции, он тоже шутил и каламбурил, "как нанятый"; поэтому в компаниях его неизменно выбирали тамадой. Он провозглашал тосты и мастерски рассказывал анекдоты, причем сам смеялся над ними до слез, буквально обливался слезами, всхлипывая и вытирая мокрые глаза носовым платком. Кира и познакомилась с ним в одной такой компании: она тогда только что закончила Консерваторию по классу рояля и была принята на работу в ту самую концертную организацию, в которой работал Санек. Она пришла на вечеринку с одним своим бывшим сокурсником, а провожать ее пошел Санек. Весь вечер между ним и сокурсником шла жестокая дуэль, которую впоследствии Санек добродушно наименовал "дуэлью на подтяжках". Сокурсник презрительно улыбался его анекдотам, надменно иронизировал и доказывал Кире, что ее договор с концертной организацией равносилен самоубийству.
- Что такое эстрадный концертмейстер? - вопрошал он и сам себе отвечал: Не что иное, как тапер. Будешь аккомпанировать эстрадным певичкам, иногда без нот... у них это называется "из-под волос". Ну, может, чтобы заткнуть паузу, сбацаешь что-нибудь из Шопена... И так всю жизнь! Так что уж лучше сразу - иди и утопись! - дружески советовал сокурсник.
Кира, закинув голову, смеялась тоненьким мелодичным смехом, "заливалась колокольчиком", как говорил Санек. Она смеялась, а он не сводил с нее глаз и старательно подливал в бокал сокурсника... К концу вечера тот заснул в прихожей, сидя на полу и прижавшись щекой к чьей-то шубе, а они с Саньком вышли на пустынный Большой проспект Петроградской стороны и пешком дошли до Бармалеева переулка, в котором жила ее школьная подруга Вера. Там они втроем до утра пили в тесной кухоньке черный кофе с лимоном; Санек был в ударе, и смешливая Вера просто умирала со смеху, заткнув рот прихваткой для кастрюль, чтобы не разбудить своих спящих родителей. Когда рассвело, Санек проводил Киру на Васильевский остров, и на прощанье они поиграли в снежки в маленьком заснеженном сквере на Среднем проспекте, напротив ее дома. Когда, поднявшись к себе, Кира посмотрела в окно, Санек сидел на спинке занесенной снегом садовой скамейки и, задрав голову, смотрел вверх...
Через два месяца она уехала в свою первую гастрольную поездку в Прибалтику в составе небольшой группы актеров: популярной в то время эстрадной певицы, вокалиста из филармонического отдела, иллюзионного номера под названием "кафе-шантан", акробатки - "каучук", балетной пары и, конечно, конферансье-куплетиста. Нетрудно догадаться, что им "чисто случайно" оказался Санек. Из гастролей они вернулись любовниками, а через месяц неожиданно для всех Кира вышла за него замуж и переехала с Васильевского острова в его кооперативную двухкомнатную квартиру на Московском проспекте. Ее мать с самого начала считала их брак мезальянсом.
- Пианистка с консерваторским образованием, красавица, умница, я уж не говорю, из какой ты семьи... и вдруг Санек! Да на кой он тебе сдался, этот куплетист?
- Что значит "на кой"? - сердилась Кира. - А может быть, я влюбилась!
- Ты? В Санька? - Мать презрительно поднимала темные тщательно подрисованные брови. - Тогда я влюблена в нашего сантехника дядю Витю...
Она считала Кирино замужество "идиотским капризом", ей и в голову не приходило, что дочь попросту спасается от нее бегством.
Санек был веселым и дружелюбным, как годовалый щенок, но уже через полгода у Киры сводило скулы от его острот, которые один конкурирующий конферансье окрестил "антикварными"; а через год, изнемогая от круглосуточного веселья, она иногда полушутя-полусерьезно просила мужа:
- Санек, попробуй для разнообразия сказать что-нибудь серьезное?
- Например? - удивлялся он.
- Например - когда Эдька Энкин соблаговолит отдать долг?
- Никогда, я узнавал! - мгновенно реагировал он и, выходя из комнаты, проделывал свой коронный трюк: незаметно подставив руку, как бы ударялся лбом о косяк двери, кричал громким слезливым голосом: - Тьфу, черт, надоело! - и с хохотом исчезал.
Санек был запрограммирован на мажор и даже не догадывался, какую нестерпимую скуку нагоняет им на свою жену... А потом появился Вадим, и она сошла с ума от любви.
Санек за стеной заливисто всхрапнул и, захлебнувшись храпом, умолк. Кира загасила сигарету, встала и вышла в ванную комнату прополоскать рот. В ярком свете неоновых ламп засветились молочной белизной ванна и обтекаемый унитаз; разнообразно засияли, засверкали и отразились в зеркальной стене бронзовые прутья для полотенец, бледно-зеленый кафель, хрустальные флаконы на прилавке и... она сама. Неутешительное зрелище. Кто сказал, что старение - это постепенный процесс? Во всяком случае у женщины он идет скачками и обрушивается на нее внезапно, как снежная лавина: однажды утром ты смотришься в зеркало и вдруг видишь отеки под глазами. А еще вчера их там не было... "Не гневи Бога, - велела себе Кира. - Бывает и похуже". И она вспомнила знакомую пианистку, свою ровесницу - мелкоморщинистые, прямо панцирные лицо и шея делали ее похожей на старую видавшую виды черепаху. Кира придирчиво вгляделась: бледная - это да, и эти сволочные отеки, а все-таки лицо как лицо и шея как шея. Она по привычке помассировала под глазами и похлопала тыльной стороной ладони по подбородку, потом вернулась в спальню и залезла под одеяло. Похоже, ей не заснуть - слишком много впечатлений, а может, опять бессонница... "Принять таблетку? - подумала Кира. - Нет, не буду - голова завтра будет как котел..." И, лежа с закрытыми глазами, она стала вспоминать весь этот длинный сегодняшний день - 24 декабря, Сочельник, канун католического Рождества.