На следующее утро она позвонила матери.
- Твоя дочь еще спит, - сообщила мать. - Немудрено: полночи проколобродила... Вся в счастье! Полная комната цветов - Вадим...
- Мама, - перебила ее Кира. - Все это замечательно... А что ты думаешь по этому поводу?
- Ты хочешь знать мое мнение? - уточнила мать. - Я вспоминаю свой дебют... к сожалению, у Наты нет той манеры, но чувствуется моя порода! Вадим считает...
- У нее не только нет "той манеры", - возразила Кира. - Порода тут ни при чем - у Натки совсем нет голоса! Как ты не слышишь?
Потом она позвонила Вадиму и поинтересовалась ледяным тоном:
- Прежде всего - почему ты не поставил меня в известность? Мать я ей или не мать?
- Я хотел сделать тебе сюрприз, - оправдывался он.
- И сделал! Ты у нас ас по части сюрпризов...
- Чего ты злишься? У девочки есть мечта...
- У меня тоже есть мечта: сплю и вижу прыгнуть в длину на шесть метров, сказала Кира. - Никакая она не певица... где твои уши?
- Просто у нее совсем нет школы, - отбивался Вадим. - Распоется!
- Ей нечем распеться! - отрезала она. - И у меня к тебе огромная просьба: будь любезен, не морочь ей голову.
Но было уже поздно... Упрямством Натка была в Киру: если она чего-нибудь хотела - то шла напролом. Два года, оставшиеся до окончания школы, Натка ходила на частные уроки вокала к бабкиной приятельнице, а ровно через неделю после выпускного бала она собрала чемодан и уехала работать в варьете в Таллинн.
Этот год был знаковым для их семьи: одна в своей квартире на Васильевском, ночью, во сне, от первого и последнего в ее жизни сердечного приступа умерла мать, Натка закончила школу и начала карьеру эстрадной певицы, а Кира на сорок шестом году жизни встретила Сережу.
Кира закурила и набрала номер. Натка подошла не сразу, и голос у нее был какой-то странный.
- Здравствуй, доченька, - сказала Кира. - Я тебя не разбудила?
- Нет, я бодрствую, бдю, - сообщила дочь. - Ну что, возвернулась?
Она всегда разговаривала с ней ерническим тоном, и Кира никак не могла привыкнуть.
- Что слышно? - спросила она. - Что у тебя новенького?
- Но-о-венького? - протянула Натка. - Из новенького - только новый сожитель... все остальное старенькое. - Она ойкнула и засмеялась: - Это он протестует против слова "сожитель"... А ты как предпочитаешь? - спросила она кого-то и снова захохотала. - Он предпочитает нецензурно, мамочка! Ну ладно, пока, разреши откланяться, мне сейчас недосуг: надо строить новую жизнь. - И дочь повесила трубку.
Заныло сердце, Кира приняла таблетку и запретила себе об этом думать: думай не думай, уже ничего не изменишь. Как это ни странно, смерть Сережи разъединила их с Наткой еще больше...
Сильнее всего она чувствовала Сережино присутствие здесь, дома: все вокруг было сделано его руками. Над роялем висели фотографии отца, матери и маленькой Натки; одинаковые рамочки из светлого дерева смастерил Сережа. И эта старинная настольная лампа матери с манерным хороводом пастухов и пастушек на пьедестале отреставрирована им. Им отциклеван и покрыт лаком пол в квартире, и этот столик под зеркалом в прихожей тоже его детище... Кира мимоходом погладила его прохладную поверхность, вошла в ванную и включила свет. Ничто не засияло, не засверкало и не отразилось... это тебе не Финляндия: просто клетушка с водогреем и трубами вдоль стены. Но уютно, и везде Сережа, его руки. Неужели когда-нибудь придется сделать ремонт: переклеить, перекрасить, перевесить...Теперь Кира ни за какие блага не рассталась бы с этой тесной, не повернуться, квартиркой, а тогда, вскоре после их встречи с Сережей, как раз из-за нее крупно поссорилась с Наткой. Натка после работы в таллиннском варьете моталась по всей стране и почти не жила в просторной барской бабкиной квартире на Васильевском, в которой была прописана. Поэтому Кира предложила ей семейный обмен. "Зачем тебе эти хоромы? - убеждала она дочь. - Все равно стоят под замком. А нам негде повернуться..." Но Натка уперлась, и ее неожиданно поддержал Сережа.
- Наверное, я не имею права вмешиваться, - сказал он, когда они остались одни. - Это твоя дочь, но именно поэтому я бы все оставил как есть: она там выросла, это в некотором смысле ее родина. И потом, она может выйти замуж... нам и здесь отлично: шутка сказать - двухкомнатная квартира на двоих!
- Курятник! - возразила Кира, но вопрос о семейном обмене был закрыт.
В эту ночь Кира не стала экспериментировать и приняла снотворное. Она легла и, перед тем как погасить свет, привычно взглянула на фотографию на стене напротив: Сережа с маленьким Муськой на плече смотрел на нее внимательно и чуть печально; Муська, как всегда, широко улыбался. Заснула Кира с привычной, но напрасной надеждой этой ночью увидеть Сережу во сне. Напрасной потому, что в последний раз он приснился ей год тому назад и с тех пор больше не снился...
Через десять дней после третьей годовщины его гибели Кире приснился сон. Они шли с Сережей по полутемному магазину: свет еле пробивался сквозь маленькие окна под самым потолком. Что-то они покупали, какую-то жалкую снедь, и ее раздражало, что она не может купить своей любимой копченой колбасы: не хватало денег. Она на ходу все пересчитывала деньги в кошельке и не заметила, как он отстал; потом уронила мелочь на пол, опустилась на корточки и рассердилась, что он не помогает ей собирать монеты. Тогда она оглянулась и увидела его спину - Сережа медленно шел к выходу. Она громко позвала его, но он, не оглядываясь, потянул на себя дверь и вышел. Тогда она рванулась за ним, бежала по бетонному полу и на весь магазин гулко цокала высокими каблуками, и так же гулко цокало в груди ее сердце. Добежала, толчком открыла дверь и увидела - уходящее вдаль голое снежное поле, и за ним пустоту, абсолютную пустоту, вакуум.
Они встретились на дне рождения Веры: Сережа был ее сослуживцем, одним из немногих избранных, с которыми общалась разборчивая Вера. За столом он оказался напротив, и Кира несколько раз встречала его внимательный долгий взгляд, который ничем не напоминал тех вопрошающих и призывных, к которым она привыкла. Просто это была его манера: он смотрел на нее, и в его серых глазах, казавшихся темными по контрасту с абсолютно седыми волосами, таилась печаль, как будто он увидел что-то такое, от чего ему сделалось грустно... Он вообще не производил впечатления веселого человека: когда все помирали со смеху, Сережа просто улыбался. Он сидел, слушал и смотрел на говорящего своим замедленным взглядом; и, даже не глядя на него, Кира весь вечер остро чувствовала его присутствие.
Когда гости разошлись, Кира немного задержалась, чтобы помочь Вере убрать со стола, а потом поехала домой в Купчино. Вот и все... Но несколько дней после этого она ходила с таким ощущением, как будто должна сделать что-то неотложное, пока не поняла, что просто хочет снова увидеть Сережу.
Тогда она позвонила Вере и без обиняков приступила к делу.
- Послушай, - сказала она. - Этот седой Сережа, ну, помнишь, на твоем дне рождения... почему он был один? Он что - не женат?
- Разведен... а тебе-то что?
- Просто я не люблю иметь дело с женатыми...
- Ты что - положила глаз?
- Сама не знаю, - призналась Кира. - А он тебя не спрашивал обо мне?
- Представь себе, нет, - отрезала Вера. - Послушай, Кирка, а тебе не надоело?
- Что надоело?
- Порхать... Все же ты не девочка.
Этого Кира от нее не ожидала. Выходило, что единственная подруга считает ее легкомысленной бабочкой, порхающей с цветка на цветок и, так сказать, вкушающей нектар жизни.
- Я не порхаю... я ищу. Я думала - ты понимаешь... - помолчав, ответила она. - Проблема заключается в том, что, наверное, я ищу то, чего нет!
- Мужчину, достойного тебя? - уточнила Вера.
- Мужчину, которому можно верить... А таких нет. Не существует на свете.
- Я же нашла - значит, существуют!
- Тебе повезло, - возразила Кира. - Тебе достался последний экземпляр. Не могла же она сказать, что Верин муж не пропускает ни одного удобного случая притиснуть ее в темном уголке...