Только это длилось недолго. Постепенно стали увеличиваться интервалы между прическами: неделя, две недели… И вот однажды я пришла на работу — Галя плакала.
— Галя, милая, что с вами такое?
Она плакала по-детски самозабвенно, глубоко шмыгая носом.
— Галя, что случилось?
Она потрясла головой.
— Ну, скажите же мне, маленькая, в чем дело. С Виталием что-нибудь?
Она снова потрясла головой отрицательно, но было ясно, что да.
— Ну, сядьте как следует, вытрите нос, поговорим.
Еле-еле удалось от нее добиться толку.
— Он меня не любит.
— Ну зачем же так думать? Ведь было у вас все хорошо…
— Нет, не говорите, Марья Владимировна, я знаю: не любит.
— А вы его?
— А я его люблю. Раньше я не думала, что способна на такое серьезное чувство. А теперь полюбила… Надо же…
Снова потоки слез.
— Марья Владимировна, моя жизнь тоже не очень счастливая. Вы не смотрите, что я на мордочку ничего, меня ни один мужчина не любит.
— А Володя? — не удержалась, спросила я.
— Ну что Володя? Володя — женатик. Он только со мной встречался, пока жена в положении была…
Что ей сказать? Вот и жалко мне ее от души, а чувствую: нет у меня для нее нужных слов. Ортогональность проклятая.
Я погладила Галю по голове.
— Ну, успокойтесь, девочка, может быть, все не так уж плохо. Хотите, я с ним поговорю?
— Ой, поговорите, Марья Владимировна! Он вас послушает, я знаю. Он вас сильно уважает. Хотите — верьте, хотите — нет, мы когда с ним встречаемся, он только о вас и говорит.
Лестно, но нелепо.
— Виталий, — сказала я, — знаете, у меня с вами будет один серьезный разговор.
Он нахмурился.
— Это об Гале?
— Совершенно верно.
— Этот разговор я давно предчувствовал. Но, в конце концов, здесь вины моей никакой нет. Я интересовался Галей как подходящим материалом для прически, у нее живой волос, упругий и хорошо принимает форму под любым инструментом. Я пробовал на ней различные типы бигуди. А теперь я ее голову исчерпал, мне это уже неинтересно, я должен развиваться дальше, не могу же я всегда работать над одним типом волоса.
— Как вы не понимаете, что здесь дело не в волосе?
— С другой стороны, вы сами можете понять, что я еще не готов, чтобы расписаться, — ни по возрасту, ни экономически. Мне еще нужно сдавать за десятилетку, не говоря уже об институте, а площадью я не обеспечен. Если бы у нее была площадь, я мог бы этим заинтересоваться, а то у нее одна комната, и там же мать и сестра.
— Виталий, как вы можете? Это ужасно, что вы говорите. Ставить такой вопрос в зависимость от площади… Как это цинично, неужели вы не понимаете?
Он поглядел на меня с таким искренним недоумением, что мне стало совестно.
— Для меня вопрос площади имеет огромное значение. Если я когда-либо женюсь, то только так, чтобы у меня и моей жены были приличные квартирные условия. Куда я ее приведу? В свой угол? Это несолидно. К тому же я имею к моей жене главное требование: чтобы она не мешала мне двигаться, а, наоборот, помогала. Я, например, много времени трачу на приготовление пищи: завтрак, обед и ужин, это все вычитывается из моего личного времени. Вполне может случиться, что я женюсь, а она меня будет тянуть в своем развитии.
— Ох, Виталий! Что вы только говорите! Разве это важно?
— А что важно?
— Важно одно: любите вы ее или нет.
Виталий задумался.
— Возможно, что и люблю. Я ведь еще молод и сам не знаю, люблю ее или нет.
Он занялся моей головой и замолчал. Я тоже молчала.
— Марья Владимировна, я хочу задать вам один вопрос. Можно?
— Разумеется.
— Марья Владимировна, я вас очень высоко ставлю по развитию, совершенно серьезно, и даже уважаю больше, чем родную мачеху… У вас, конечно, большой опыт. Я вас хотел спросить: по какому это признаку можно узнать, любишь человека или нет?
Вот так вопрос! Придется отвечать. Я подумала.