— Анфиса Максимовна, поцелуи отдельных детей запрещаются.
Поди ж ты, отдельных детей! Вместе их, что ли, всех целовать? Но молчала, не спорила. Понимала, что образования ей не хватает: шесть классов кончила да курсы военного времени, а другие — с законченным средним. Без образования и уволить могут, а этого боялась Анфиса: все-таки прижилась, и сын при ней. Она старалась пополнить образование, подчитать. Записалась в библиотеку, дали ей там книжек по дошкольной педагогике. Читала-читала, а толку нет. Написано много, а все не по делу. Толкуют про особенности возрастной психологии, про формирование личности, да так нудно, словно мешок полощут. А какая личность? Ребенок, и все. Люби его, играй с ним — и он тебя будет любить.
И правда, дети Анфису любили. Все с вопросами обращались. Например:
— Анфиса Максимовна, а зачем гусь?
Гуся ребята в глаза не видели, выросли в городе. Анфиса им объясняла как могла:
— От гуся перо, от пера подушки, от подушек сон сладкий, пуховой. «Ты спи-поспи, моя деточка», — говорит сон. А деточка спит, и в ушах у него колокольчики серебряные так и звонят…
— Звонят… — повторяли дети.
А еще кто-нибудь спросит:
— Почему гусь лучше курицы?
А у нее сразу готов ответ:
— Потому что у гуся шея. С такой шеи далеко видно, до самого края света. Спросит краесветный житель: «Кто это на меня с такой высоты смотрит?» А ему говорят: «Это гусь»…
И довольны дети. А то подерутся — и сразу к ней:
— Анфиса Максимовна, он меня…
— А ты что?
— А я его.
— Оба хороши, — говорила Анфиса, — а ну-ка оба сюда, один под правую руку, другой под левую. Две руки у меня, два домика. В каждом домике печка, в каждом домике свечка, в каждом домике фунтик с укладочкой…
Детям понравилось, сами стали играть в домики. Услышала заведующая:
— Что за фунтик такой? Откуда фунтик? Дореволюционная мера веса.
— Это так Анфиса Максимовна говорит.
Инна Петровна подкуснула губу с ужимкой. Потом:
— Анфиса Максимовна, цитируют вас дети.
— Как цитируют? — всполошилась Анфиса.
— Фунтик какой-то, да еще с укладочкой.
— Ах, это? Пустяк какой-то. Сказала и забыла.
— В воспитании пустяков не существует. Каждым своим шагом, каждым словом воспитатель должен способствовать…
«Дура ты, дура переученная, — тоскуя, думала Анфиса. — Мне бы твое образование».
…Умерла рыбка.
«Мысли о смерти животных не должны омрачать счастливое детство советского ребенка», — говорила себе Анфиса голосом заведующей, а слезы, незаконные, так и текли. Не только о рыбке — о себе, о Федоре, о Вадиме, обо всех сиротках…
Вскоре заведующая добралась и до Вадима. Стала придираться к тому, что он переросток, что мать незаконно уводит его домой каждый вечер и этим способствует распространению инфекции. Требовала, чтобы Вадима убрали из Дома ребенка, перевели в обычный, городской детсад…
Анфиса Максимовна тосковала, отмалчивалась. Уж очень не хотелось ей уходить. Но заведующая нудила, как осенняя муха:
— Любая комиссия, обнаружив такие нарушения, вправе будет отстранить меня от работы…
Ну что ж? Сила солому ломит. Прощай, Дом ребенка! Вот уже в последний раз пришли сюда Анфиса с Вадимом. Анфиса плачет, целует всех, прощается, а Вадим стоит в сторонке, опустив голову, копает каблуком ямку, и лицо у него гневное. Что он думает?
Назавтра Анфиса с Вадимом идут на работу в новый городской детсад. Каково-то будет там? «Ничего, — думает Анфиса. — Главное, вместе — куда ты, туда и я».
Новый детсад, куда устроились Анфиса с Вадимом, оказался большой, просторный, по помещению куда лучше, чем Дом ребенка. Все по последнему слову. В туалетах не горшки, а унитазики, детские, специальные, низенькие, как грибочки. Шкафики новые, сушилка для одежды. Спят на террасе в спальных мешках. А на площадке чего только нет! И тебе качели, и тебе карусели. Ребята в садике — рослые, упитанные, все больше дети научных работников, а у тех пайки хорошие, их к лучшим распределителям прикрепляют. Анфису взяли воспитательницей в среднюю группу — зачли ей опыт за образование, — а Вадима определили в малышовую. Ну да ничего, невелика разлука — она на первом этаже, он на втором.
Анфиса сперва тосковала по Дому ребенка, по ребяткам своим любименьким-кудрявеньким. Здесь дети были резвей, развитей, зато шумные, эгоистичные. Подерутся — беда! Понемногу привыкла, и дети ее полюбили. К интеллигентским тоже подход надо иметь. И заведующая ничего была, только зануда. Говорит как плачет.