========== I Детство. Шаги самурая ==========
Город Шаогунь. Столица императора Кантетсо.
Окруженная цветением сакуры крепость пугала врагов своими архитектурными решениями и вызывала чувство гордости у жителей империи. Военное произведение искусства — огнедышащие пушки Каттая, — старого облысевшего кузнеца, посвятившего жизнь военному делу, выглядывали с заостренных пик, торчащих из фасада во все стороны. Мастера меча, последователи честной схватки были в ожидании страшного. Медленно, но верно, ступала титановая нога прогресса. В скором времени может случиться так, что в искусстве рукопашного боя, совершенстве тела, просветлении разума, в тысячах часов упорных тренировок, — больше не будет смысла. Первые представленные императором Кантетсо плюющие железом орудия были использованы при захвате самого Шаогуня. Пять лет назад город-крепость принадлежал его мятежному брату Кантетшо, который не мог смириться с выбором своего отца. Империя вернула свою целостность только полгода назад, когда войско Кантетсо сошлось с последними силами преданных бандитов Кантетшо. Бой длился всего тридцать с лишним минут. Две тысячи обученных воинов восточной империи Кантетсо выступили против трех с половиной тысяч мятежных головорезов Кантетшо. Их преимущество было выражено именно в несущем смерть железном оружии, которое можно было совершенно спокойно держать в одной руке. Мало того, на стороне императора выступил орден “Черной руки”, — объединение искусных самураев, мастеров боя и убийства. Поговаривали, что члены ордена практиковали запретные методики с использованием жертвоприношений, темных ритуалов и обрядов. Говорили, что у них были даже собственные пантеоны, конфессии, определяющие их путь в достижении конкретных высот. Один такой самурай мог положить в бою с десяток обученных мечников прямо в открытом поле.
Слухи не интересовали императора. Он видел их действенность и принимал их таланты за соответствующую плату. Почти весь орден, в количестве пятидесяти воинов, вышел тогда на поле сражения. Судьба Кантетшо была предрешена.
Фиолетово-лазурная бабочка мирно порхала на на лиловой поляне. Местные называли ее крылатым садом. Сюда слетались сотни разноцветных бабочек и оседали на розовых цветущих растениях. Фиолетово-лазурная приземлилась поодаль от больших скоплений. Ее заинтересовал выделяющийся на фоне лиловой поляны голубой цветок с черными вкраплениями. Маленький мальчик крался к ней, сжимая в своих руках укороченную катану.
— Плохо. — сказал снаряженный, крепкий с виду воин с двумя катанами, чуть ли не во весь его рост, за спиной, глядя, как мальчик спугнул бабочку, и та улетела.
Тот обиженно отвернулся от отца и приметил голубой цветок.
— Тебе нужно больше сосредоточиться на своем шаге, ты слишком сильно шумишь.
— Я не умею, как ты…
— Учись. — воин спрыгнул с овального белого камня и бесшумно приземлился рядом с несколькими бабочками, схватился одной рукой за правую катану и со скоростью красной ядоплёвки разрубил три создания одним ударом.
— Когда-нибудь я смогу, отец.
Сотни рабочих собирали рис на плантациях под палящим солнцем. От жары спасал освежающий прохладный ветерок. Плантации были под защитой Шаогуньского военного двора, пограничные воины, хранители целостности и порядка на границах империи. Сейчас, когда война закончилась, в них не видели большого значения и финансирование было крайне сильно урезано.
— Такендо. — буркнул отец, сидящий перед жаровней без верхней одежды.
Сын наблюдал за ним, прильнув к порогу ритуального зала, под который была отведена немалая часть их дома.
— Папа, ты научишь меня медитировать, как ты? — спросил он, смотря на татуировку змеи, проходящую от предплечья до основания ладони, закрывающую собой почти всю кожу.
— Нет. Тебе рано.
— Мне уже десять! — возразил тот.
— Научись хотя бы самурайскому шагу. Научись держать катану. Только потом суй свой нос к богам, Такендо.
— А почему нельзя сейчас?
— Боги накажут тебя за слабость. А затем накажут и меня, за то, что пустил тебя к их воротам. — спокойно объяснял отец.
— Думаешь, я не умею держать катану?! — вспылил мальчик.
Отец поднялся с колен, опираясь на одни большие пальцы ног, и плавно повернулся к сыну. Его лицо всегда вгоняло Такендо в легкую дрожь. Он видел в нем бесстрашного тигра, которого когда-то умудрились ранить в бою огнем и сталью. Такендо несколько раз доводилось видеть, как его отец сражался по-настоящему. Как его кто-то смог задеть? У него не укладывалось в голове. Наверное, это был настоящий мастер, как и он сам. Уродливый шрам от подбородка до левой брови, проходящий вдоль щеки и ближе, к его наполовину отсутствующему уху. Взгляд его был по-настоящему суровый, не сулящий ничего хорошего врагам. Хоть он никогда не кричал и не бил Такендо, он все равно боялся и уважал его одновременно.
— Покажи мне, Такендо, что ты можешь.
— Тебя я не смогу одолеть, даже если ты выйдешь на меня с голыми руками! — понимая, что у него совсем нет шансов, говорил он.
— Если тебе встретится когда-нибудь противник, достойный твоего мастерства, противник, превосходящий тебя… Ты убежишь, Такендо?
— Да… — без смущения ответил он.
— А если у тебя не будет возможности бежать? Что, если он будет угрожать близким тебе, дорогим людям? Склонишь голову и будешь просить пощады?
Мальчик растерянно сглотнул.
— Нет…
— Тогда не надо говорить, что у тебя нет шансов. Сражайся, как загнанный в угол дракон, не поддаваясь боли и страху. Что нужно, чтобы сражаться?
— Не знаю…
— Знаешь, я тебя уже учил этому.
— Достойная цель и крепкая вера, отец.
— Это далеко не все. Когда-нибудь ты поймешь это.
— Хорошо… — вдавившись ногами в пол, сказал он.
— Теперь нападай. Покажи, что умеешь.
Мальчик выставил ногу вперед, слегка пригнулся, ухватился за рукоять. Поддав тело вперед, сделал выпад и нанес удар с максимальной для него скоростью. Эта техника называлась “Казевокиру”, — удар, рассекающий ветер. В этот раз у мальчика это получилось так, как не выходило никогда. Такендо сам удивился, насколько мастерски он использовал прием. На мгновение он испугался, что может ранить своего безоружного, полностью открытого, отца.
Но нет. Тот сделал шаг назад, всем туловищем сдвинулся вбок, пропуская лезвие вперед, прямо рядом со своей грудью. Затем, не задерживаясь, ногой выбил катану у потерявшего равновесие сына. Оружие, выскочив из его рук, сделало оборот и, встретившись с каменной стеной острием, отскочило в сторону и устроилось рядом с жаровней. Мальчик устоял на ногах, подпрыгнул и попытался ударить отца по лицу кулаком, но не смог даже дотронуться до него, как попал в захват. Его огромная рука схватила того за основание локтевого сустава, развернула все его тело и впечатала в пол.
— Заточи клинок, Такендо. Недостойно идти в бой с таким никудышным оружием. Позаботься о своем смертельном друге, и он позаботится о тебе, когда придет время.
— К чему все это было, отец? Ты хотел унизить меня?
— Ты глупец, Такендо, если действительно так думаешь. Ты дурак, если позволяешь чувству обиды говорить твоими устами и управлять руками. Все, что я делаю, все для того, чтобы научить тебя правильно понимать мир, сын.