Восточный дракон принял “Казевокиру” и ждал Дозориана, но тот не спешил подходить. Он улыбался, обнажая зубы, слегка выглядывал язык. Такендо стал медленно подходить к нему, не выходя из стойки, но тот так же медленно отдалялся, все улыбаясь.
— Думаешь, все западные воины - тупоголовые идиоты? — язвительно спросил он.
Призрак думал об отце и своем обещании. К чему он все это время медитировал, отстраняясь от людей, если в итоге вернулся к тому, с чего начал? Закрыл свое сердце от людского гнева, ненависти, злобы и боли, чтобы затем, спустя годы, открыть его нараспашку и получить смертельную дозу накопленного именно для него груза? И ради чего он нарушил обещание? Ради кого? Из-за пары зарезанных зверей, что стали ему ближе всякого? Только ради этого он сейчас лишил жизни десятерых? Череду размышлений прервал Дозориан, который решил все-таки атаковать его через “Казевокиру”. Удар, рассекающий ветер, был, как всегда, хорош, но в этот раз противник был быстрее обычного. Тот мастерски увернулся и в ту же секунду выбросил жало “Горелома” вперед. Такендо держал в уме свойства легендарного меча и действовал в соответствии с этим. Он старался держать дистанцию, чтобы иметь возможность уйти от агрессии, не блокируя. Так он и сделал, но атаковать в ответ не смог, западный вождь продолжал выбрасывать острый язык, наносят точечные удары, старался достать незнакомца.
Призрак слышал биение ордынского сердца. Тысячи воинов двинулись к пожарищу, искать вождя. Времени на бой было все меньше. Дозориан сменил стиль и сделал упор на сближение. Тот сразу это прочитал, сделал ответный выпад, но поторопился и чуть не пропустил удар в шею, увернувшись, вождь задел его в подбородок, вызывая рассечение. Такендо отступил, сделав сальто и вновь моментально атаковал. Кочевник владел своим мечом не хуже Кенрюсая, как ему казалось. Он вспоминал, как отец упражнялся со своими катанами во дворе, вспомнил, как он сражался с тигриной яростью, не щадя слабого и сильного, всех он воспринимал максимально серьезно. Слишком много убийств он совершил на глазах у сына, которого старался научить доброте и смирению…
Короткий обмен ударами. Такендо чувствовал, как дрожит его лезвие от каждого касания “Горелома”. Еще несколько, - и его положение может серьезно ухудшиться. Открылся. Сразу удар. Катана прошлась прямо по старому шраму Дозориана, заливая кровью все лицо. Обагренное кровью, оно было максимально похоже на лицо безумного монстра из сказок про южные горы. Не теряя хватки, не сбавляя напора, он возобновил бой. Несколько дымящихся деревьев вокруг места сражения захрустели и стали клониться к земле. Такендо выжидал момент для нового удара и уже был готов воспользоваться найденным недостатком вождя, но ему помешали несколько падающих на голову горящих ветвей. Ему пришлось отойти назад, где и пропустил неумело выпущенную стрелу в плечо. Бородавчатый. Он уже стал забывать про него… Непростительная ошибка, за которую он мог заплатить еще дороже. Призрак рванул к нему с твердым намерением его прикончить. Вождь никак не догонит его. Новое падающее между ними молодое дерево дарит ему несколько секунд. Никто не поможет уродцу. Такендо стал пробиваться через его неловкую оборону. Еще пара ударов, - он потеряет равновесие и ему конец. Удар. Еще. И… треснувшее лезвие самодельной катаны после грызни с “Гореломом” дало о себе знать. Оружие переломилось пополам, и он открылся для удара. Уродец этим тут же воспользовался, позабыв про страх, нацелился тому в грудь. Сам не понял, как промахнулся. Своими глазами он видел, как сталь проходит через его тело, но нет. Мгновение, - и тот уже отшатывается в бок и сворачивает ему кисть, выхватывая меч второй рукой, дает по роже, разбивая нос, добавляет ногой и валит его навзничь. Хочет добить, проткнув новоприобретенным оружием, но не успевает. Дозориан со всей силы уже метит по призраку. Он успевает среагировать и отражает удар, однако и в этот раз его меч не выдержал гнева “Горелома”. Лезвие обломилось, отдавая в руку тупой болью, но Такендо не отступил, как ожидал вождь. Напротив, он перешел в яростное наступление и сумел достать его по морде двумя ударами своих кулаков. Дозориан хотел было нанести очередной удар, но призрак настолько сблизился, что успешно сделать это было уже невозможно. Локтем он всадил ему по подбородку, затем добавил выпрямленной рукой в кадык. Тот выронил легендарное оружие и схватился за шею, сгибаясь.
Времени почти не оставалось. Такендо уже видел сквозь дым, своими слезящимися глазами, десятки приближающихся кочевников, мелькающих меж деревьев. Начали свистеть стрелы. Они тоже видели его. Он взял с собой лежащий у его ног “Горелом” и вложил его в свои ножны из старой облезшей кожи на поясе. После пролетевшей рядом с ухом стрелой, призрак дал деру прямо в сторону пожарища. Самурайский шаг. Он перемещался, словно идущее на взлет перышко. Так, что языки пламени даже не могли коснуться его, не успевали. Остальные боялись последовать за ним через огненную стену. Больше их заботил, в любом случае, Дозориан. Их вождь. Их лидер.
Наплывшая орда, вместе с вождем, стала отбывать из горящих лесов, возвращаясь на вытоптанные поля. Даже в том хаосе, что тогда происходил, абсолютно каждому казалось, что страшный неуязвимый призрак наблюдает за ними. Он ждет, когда их души освободятся от темницы. Ждет, когда сможет их пожрать и превратить в себе подобных слуг, защитников леса.
Они верили отныне, что прокляты. Вождь потерял свой легендарный меч, сорок воинов сгорело в пламенном котле. Боевой дух орды упал. И дух вождя был не тот, что прежде. И это все видели.
В теплом кожаном шатре рабы поддерживали огонь и меняли смоченные в синей реке тряпки, накладывая их на раны лидера. Он сидел на импровизированном костяном троне и глядел куда-то вверх. Одежду с него сняли, обмывали его тело две восточные девицы. Дозориану нравились восточные девушки. Их фигура, манеры, утонченные движения. Все это вызывало в нем определенные чувства. Сгорбившийся старик с бамбуковой тростью уже заканчивал приготовление целебного снадобья. Сегодня у вождя будет жаркая ночь с двумя малышками, а у зелья имеется возбуждающий эффект. Стоны рабынь покрывались смехом и рассказами сидящих без дела кочевников. Завтра, рано утром, им предстоит двинуться с насиженного места на Шаогуньские окраины. Они пили и ели, веселились и занимались любовью, как в последний раз. И прольется завтра кровь. Очень много крови.
— Буревеги засели к югу от крепости, Кантетшо. Мы бы могли накрыть их прямо там, но оставлять столицу слишком рискованно.
— Кофа, Каттай, кофа кофаньё. Как говорили драконьи мудрецы, — решение придет к тому, кто ступает по верной тропе.
Император был довольно стройного телосложения. Голову покрывали гладкие послушные черные волосы. Челка была раздвинута в стороны, концы ее заворачивались. Лицо было открыто, аккуратно остриженные усы закрывали собой щеки и подбородок, — под ними были ровные тонкие губы.
— Ты всегда так спокоен. Я так не могу.
— Пронга тебе, Каттай. Я переживаю не меньше твоего.
Император был в одних перевязанных на бедре штанах, похожих на шаровары. На груди виднелся отвратительный шрам, прямо напротив сердца. Рядом с его лежбищем четыре на три метра висел длинный белый плащ с золотым восточным драконом. Перед кроватью, прямо у входа в спальню, стоял стеллаж с прикрытым под стеклянной колбой мечом с белой гардой, украшенной на конце идеально круглым черным агатом. Лезвие было необычайно тонкое, сплав настолько мастерски обработан, что положиться на такое произведение можно было без тени сомнения. Каттай, хоть он в последнее время и не ковал, делал уникальное оружие. Иногда он рассказывал, что любит смотреть, как созданное им отнимает жизни.