Мальчик сразу припал лбом к холодному полу и ответил:
— Сёкан Гретт, сыну Сёкана Кенрюсая нужна помощь. Он проклят, умирает.
— Сын Кенрюсая проклят? Почему я должен спасать его? Кенрюсай мертв, Ооноке, твой долг перед ним более не имеет силы. Его сын более не имеет для тебя значения.
— Но, Сёкан Гретт, он…
— Ты забылся, Сотё Ооноке? — жестко подавил голосок того.
— Нет, я верен ордену, Сёкан Гретт…
— Мальчишка более не твоя забота. Я рад, что ты пришел сам. Я был готов отправлять за тобой твоего Икана.
— Вы уверены, что он мертв? — переводил тему тот.
— Да. Наши Рикуси видели, как сжигали его тело.
— Кто его убил?
— “Белая гарда”… Один из них. Когда до наших ушей долетит его имя — он умрет, как и гласит кодекс. Ты будешь готов наказать убийцу своего бывшего Сёкана? — угрожающим голосом возвышал себя Грэтт.
— Куда орден поведет меня, туда я и пойду, Сёкан Грэтт. — повиновался мальчик.
— Можешь встать.
Ооноке осторожно принял вертикальное положение.
— Идем во тьму, Ооноке. Теперь у тебя будут другие задачи.
— Повинуюсь, Сёкан Гретт. — отвечал тот, проходя мимо нового лидера змеи дальше, вглубь поглощенного пустотой коридора.
***
— Твой друг обещал вернуться завтра, в то же время, максимум. — говорила девочка, сидя перед Такендо на коленях.
Он сделал еще глоток горячего лилового чая. По телу растекалось приятное чувство расслабления. В легкие оседал согревающий сгусток.
— Мастер говорит, что много этого чая пить нам еще нельзя.
— Он алкогольный? — спросил мальчик.
— Ты знаешь, что это?
— Знаю. Отец учил меня алхимии, как и твой тебя.
— Он мне не отец. Он мой учитель. Мастер Такеяка.
— А где твои родители?
Девочка отвела глаза и легко задрожала. Ей явно было неприятно говорить на эту тему.
— Извини…
— Ничего. Все хорошо, я почти привыкла.
— У меня тоже больше никого нет. Мой отец умер вчера от рук предателей.
— Ой, это ужасно! Мне очень жаль! — распереживалась она.
— Не надо. Не успокаивай меня. Мой отец учил меня быть сильным. И я буду…
— Хорошо… я поняла. — склонив голову, сказала девочка.
— Как тебя зовут?
— Я Кимико. Как зовут тебя?
— Такендо.
Кимико засмущалась. Он увидел это в выражении ее лица.
— Что с тобой случилось? — спросила вдруг она.
— Я не знаю. Я почувствовал боль в сердце, а затем уснул. Я видел странный сон, я чувствовал его, не просто видел. Я верю, что дух моего отца таким образом сообщил мне, что я должен делать.
— И что же ты должен?
— Уничтожить всех поджигателей… — чтобы не испугать девочку, сказал мягче тот.
— Хм-м… — задумалась она.
Старик спал и очень громко храпел. По прекращению такого рычания сразу можно было понять, проснулся он или нет.
Мальчик смотрел через тонкое горизонтальное отверстие, служащее для постоянного проветривания, на царствующую в небе луну.
— Ой, пока я не забыла, нужно заняться ночными стеблями! Надо закончить до утра! Спи, Такендо, завтра еще поговорим. — Кимико в спешке собрала все на поднос и ушла к себе в комнатку.
Такендо остался один наедине с глотком лилового чая и пробирающимся к нему лунным светом. Только сейчас мальчик вспомнил о своей катане. Он понял, что безоружен. Нельзя позорить уроки отца!
— Где моя катана? — напряженно спросил у себя мальчик и сразу понял, что потерял ее навсегда.
К утру эссенции были готовы, и старик, полный радости, стоял на улице и во всю продавал утреннее зелье. Шесть кан за пузырек, и к обеду у него уже было под восемьсот кан. Оставалось восемь пузырьков, но людей, желающих его приобрести, видимо, не осталось. Мастер вернулся в дом, Кимико занесла переносную лавку во двор, подмела участок от скопившегося во время торговли мусора, затем вернулась и подала Такендо горячий суп из свежей оленины. Старик уплетал рисовую лапшу с красным перцем, а взглядом сверлил паренька.
— Твой друг, Ооноке, пообещал мне за тебя тысячу кан… — пробурчал, пережевывая, тот.
— Я сам заплачу вам, не беспокойтесь. Однако, сейчас мне нужно будет уйти.
— Уйти? — явно расстроилась Кимико.
— Уйти?! — вскипел Такеяка, — Что значит, “уйти”?! Мне было обещано тысячу кан! — привстал тот.
— Я найду для вас деньги, но сейчас я должен уйти!
— Да никуда я тебя не пущу, юноша! — злился старик.
— Пару дней назад ко мне в дом ворвались имперские гвардейцы! Пока я здесь, вы в опасности, поймите! — повысил голос Такендо.
— За тобой охотится император?! Да меня сейчас кондратий хватит! Кимико! Выведи его отсюда, мне надо прилечь… — руки и ноги мастера задрожали.
Поднявшись, он побрел к кровати.
Девочка проводила Такендо к выходу со двора и сказала ему в спину:
— Надеюсь, мы еще увидимся, Такендо.
Он остановился, но ничего не ответив, дернулся в городские жилы и слился с течением жизни.
Уже к вечеру у мальчика была фляга чистой воды, мясницкий нож, завернутая в полотенце чесночная лепешка и лошадь. Лошадь он угнал у какого-то пьяницы в таверне. Он плохо ее привязал, и она вероятнее всего сама бы ушла, если бы не он. Так он себе, по крайней мере, говорил. Скорбящие у холмовых схронов люди поведали ему, где искать тело отца. Где искать место битвы. Такендо отправился на север, делая крюк, дабы обойти заставы и сторожевые вышки. Вряд ли у любого восточного стража не появится вопрос, куда скачет десятилетний мальчик посреди ночи на лошади в обратную от столицы сторону, вооружившись мясницким ножом и хрустящей булкой.
Он двигался к лощине без остановки и одышки, постоянно нагоняя лошадь, чтобы та выжимала из себя все соки.
К вечеру следующего дня Такендо был уже у границы.
Моросил легкий дождик.
Помехой на это раз для него стали пограничные патрули, осевшие лагерем у широкого мостового перехода.
Пройти незамеченным? Кукиш. Человек там было около тридцати-сорока. Это только если считать по лошадям. На всех подходах стояли дозорные, ближайшие деревья были вырублены, а густая растительность выкорчевана. Ждать, пока они всей гурьбой перейдут дальше, Такендо не мог, ибо фляга была уже почти пуста, лепешку он почти доел, а мясницкий нож потерял, когда на пути ему встретился разбойник, обкрадывающий путников. Мальчик его недооценил и чуть не погиб, однако ушел от него невредимым. Ему было не комфортно чувствовать себя безоружным, поэтому он ремнем привязал к поясу крепкую палку, найденную уже на приграничной дороге.
Делать было нечего. Такендо решил действовать и вышел вперед, но резко передумал и снова спрятался. К лагерю подходили еще с тридцать приграничных, — доставляли припасы, судя по накрытому обозу. Это была патрульная группа, снабжающая всех, кто бережет проход, пайком. Такендо побоялся выходить во второй раз и решил ждать. Ждать, когда они уйдут. К обеду следующего дня, изрядно измазавшись в намокшей земле, мальчик понял, что никуда они не уйдут. Он доел лепешку и все еще был голоден. Воду он пока берег. Идти нужно было напролом. Либо сейчас, либо он потеряет все силы и умрет от голода и жажды. Ночи хоть и были теплые, но становились все холоднее, — зима приближалась.
У костра с жареной свининой сидели пограничные воины и обсуждали последние новости, пока их не перебил оклик дозорного.