Что же гнало меня в путь — желание получить назад деньги или что-то другое? Да, я хотел вернуть деньги нашим друзьям, которые доверили нам с отцом свой скот, но тут было еще и кое-что другое. Боб и Малыш посмеялись надо мной, когда я догнал их в первый раз и попросил отдать деньги. Тогда я отступил. Конечно, приятно слышать, когда тебе говорят, что ты сделал правильно, что ушел. Я быстро повзрослел и многое узнал за эти месяцы, а чем опытнее я становился, тем чаще думал, что я поступил тогда не по годам мудро. Но разве в ту минуту мудрость подсказала мне, что надо уйти? А может быть, это был обыкновенный страх?
Я говорил себе, что должен еще раз посмотреть Бобу и Рису в глаза. Я должен убедиться, что больше не боюсь их… и, возможно, убедить в этом их.
Я убил Бернса Кинга, но не собирался делать зарубок на прикладе винчестера — я не хотел убивать. Пит Бернет предпочел выйти из игры, возможно, потому, что я гнался за ними, не отставая ни на шаг.
И тут вдруг я понял, что могу уничтожить Боба и Риса без единого выстрела. Я буду наступать им на пятки, не дам им времени спланировать свои действия и подготовиться к встрече со мной. Я хорошо знал эту публику и понимал, что с ними не захочет иметь дела ни один другой преступник — перспектива в любой момент столкнуться со мной отпугнет кого хочешь.
Повар каравана сказал, что слыхал обо мне. Скорее всего, известность — мое самое сильное оружие, ведь по всему Дикому Западу гуляют обо мне слухи, и все знают, что, где бы ни появились Боб и Рис, я всегда следую за ними.
Сидя в кафе, я подумал, что Прескотт — очень милый городок. Я глядел на улицу, на которую постепенно опускались сумерки. В домах уже зажигались огни, мужчины возвращались с работы и ставили винтовку в углу, а кобуру с револьвером вешали на гвоздь, а потом садились ужинать со своей семьей.
По правде говоря, мне было очень одиноко. Больше всего на свете мне хотелось улечься спать, чтобы встать на рассвете, сесть на коня и вернуться в Колорадо, где меня ждали друзья и где жила Вашти.
На кухне повар готовил кушанья, а девушка, разносившая еду, куда-то отлучилась. В кафе, кроме меня, никого не было. Комната освещалась четырьмя керосиновыми лампами, по одной на каждой стене. Приятный полумрак действовал на меня успокаивающе.
Я ел очень медленно, наслаждаясь едой. Пища была самой простой, но я был так голоден, что мне казалось, будто передо мной стоят самые изысканные деликатесы.
Совсем недавно моя голова была полна глупых мальчишеских фантазий: я воображал себя героем, скачущим на лошади, чтобы спасти прекрасную девушку, которой грозила опасность, или попавшего в беду друга. Зато сейчас ум мой был свободен от фантазий и пустых мечтаний. Теперь я постоянно вслушивался в звуки, поскольку стал охотником, а когда охотишься за кем-нибудь, в любую минуту можешь сам превратиться в преследуемого. Кроме того, мне нужно было кое-что обдумать.
Интересно, почему Хеселтайн и Рис не поехали в Лос-Анджелес вместе с Руби Шоу? Она отправилась туда на дилижансе, а они почему-то предпочли ехать верхом. С чего бы это?
Ну, во-первых, у них вполне могло не быть денег на дилижанс. Нет, это маловероятно, ведь, гоняясь за Бобом и Рисом, я не давал им возможности потратить деньги.
Во-вторых, им могла прийти в голову идея ограбить кого-нибудь по пути в Лос-Анджелес, чтобы приехать туда с большой суммой денег.
А в-третьих, они, наверное, захотели расправиться со мной, не дожидаясь, пока я их догоню. Может быть, они решили убить сразу двух зайцев — совершить еще один налет и избавиться от меня. Им не удалось сделать это тогда, когда они заманили меня в засаду в горах, и в Лидвилле. Мне нужно быть осторожным и ни на минуту не терять бдительности.
Я впервые открыто выступил против Риса и Хеселтайна, когда они сделали попытку ограбить дилижанс. После этого Пит Бернет отказался иметь с ними дело, и по всему Дикому Западу прошел слух, что связываться с Бобом и Малышом опасно — попадешь в беду.
Я закончил есть, но мне не хотелось уходить отсюда. С улицы доносились звуки шарманки; процокала копытами лошадь, и вновь наступила тишина.
Отдыхая, я задумался о своем будущем. Пообщавшись с Коном Джуди и его друзьями, я научился по-новому смотреть на многие вещи, стал иначе вести себя, и у меня в голове появились кое-какие идеи.
Дикий Запад недолго еще будет оставаться диким и свободным. Люди будут приезжать и селиться здесь, и хотя, конечно, первыми на новые, необжитые места приезжают необузданные дикие натуры, за ними последуют люди, привыкшие к размеренному образу жизни. Они построят города с церквями, школами и всем тем, без чего невозможна нормальная спокойная жизнь.
В этих городах не будет места для таких людей, как Хеселтайн. Малыш Рис, может, еще одумается и возьмется за ум, хотя вряд ли, он из тех, кто привык подчиняться, кто не способен самостоятельно принимать решения. Он не в состоянии сам стать лидером, поэтому пристроился к человеку, наделенному от природы теми чертами, которых был лишен Рис, и жил в его тени, не задумываясь, правильно или нет он живет. Впрочем, Малыш выбрал себе плохой пример для подражания и тем самым обрек себя на гибель… или на тюремное заключение, что, в сущности, одно и то же. Как могут люди рисковать своей жизнью и свободой только ради того, чтобы разжиться парой сотен монет? Это было выше моего понимания.
Скорее всего, Боб и Малыш поехали в Лос-Анджелес в надежде избавиться от моего преследования. Если им это не удастся, они наверняка снова попытаются заманить меня в ловушку. Я был уверен, что они проверят, иду ли я по их следу, или нет. Отсюда до побережья расстилались огромные пустынные пространства, где одинокого всадника можно заметить издалека.
Тут мне в голову пришла одна идея. А что, если обогнать их и самому приготовить для них ловушку?
Это можно было сделать очень легко. Сесть на дилижанс и поехать в Лос-Анджелес. Дилижансы часто меняют лошадей, так что я вполне могу прибыть на место раньше Боба и Риса. Итак, решено, еду на дилижансе.
Я встал и, положив на стол деньги за ужин, двинулся к двери. Открыв ее, я вышел на улицу, в ночную прохладу.
— Такер!
Я обернулся.
В отблеске света, падавшего из ресторанного окна, стоял человек, державший в руках винтовку. Он был мне совершенно незнаком.
Винтовка изрыгнула пламя, я ощутил удар и резко повернулся. Револьвер был уже у меня в руке. Я выстрелил.
Незнакомец потерял равновесие и со всего размаху ударился о стену ресторана. Но он не упал и стал снова поднимать винтовку. Мгновение, показалось мне вечностью. Дуло его винтовки уставилось на меня; я почувствовал на своем лице дуновение холодного ветра и услыхал, как захлопали двери, л по топоту ног догадался, что сюда бегут люди. Я не знал, почему этот незнакомец решил меня убить, но знал, что надо делать мне — я должен опередить его.
Я широко расставил ноги и твердой рукой направил револьвер на своего противника. Я выстрелил; он схватился обеими руками за голову и закричал. Это был его последний крик в жизни.
Человек со звездой шерифа схватил меня за руку.
— Эй, парень, что здесь происходит?
Вместо меня ему ответила девушка-официантка:
— Шериф, этот парень только что закончил ужинать. Он сидел один и ни к кому не приставал. А этот человек ждал его на улице в темноте.
— Больше он никого не будет ждать, — заметил кто-то. — Он готов.
— Он ранил этого парня, шериф. Я видела, как он пошатнулся.
Я пощупал бок. Меня спасли часы, лежавшие в кармане жилета, которые когда-то подарил отец. Пуля попала в них, превратив их в груду обломков.
— Я не знаю этого человека, — сказал я. — Я его до этого никогда не встречал.
Официантка снова вмешалась в разговор.
— Он торчал здесь два или три дня. Как будто кого-то ждал.
— Ясно, как Божий день, — сказал шериф. — Он ждал тебя, парень, попытался убить, но ты оказался проворнее. Тут без всякого следствия ясно, как обстоит дело. Как вас зовут, мистер?