— Я должен это сделать. Мне порой кажется, я родился для того, чтобы преследовать этих людей так, как бобры родятся для того, чтобы строить плотины.
— Но все вокруг меняется. Даже мне, старику, это видно. День ото дня укрепляется закон. Все люди вместе укрепляют его, и скоро тем, кто привык жить не по совести, не останется ни одного спокойного уголка.
Старик, конечно, был прав. Из окна прохладной комнаты я видел залитый солнцем двор и холмы, простирающиеся до самого моря. Замечательно было бы иметь свое поле на этой гостеприимной, щедрой земле. Такая прекрасная долина, конечно же, привлечет множество людей; они приедут и понастроят домов. В этом мире ничего нельзя сохранить в неизменности.
— Я должен ехать дальше, — сказал я. — У меня еще остались деньги, я вышлю их соседям.
Мы долго еще разговаривали, прихлебывая крепкий кофе и поглядывая за окно. В полдень я затянул подпругу и поставил ногу в стремя. Старик-мексиканец, Кончита и ее брат стояли посреди двора и смотрели мне вслед. Когда я в последний раз обернулся в седле, во дворе оставалась одна Кончита. Она вскинула руку, и я помахал в ответ.
Неужели так будет всегда — мне суждено врываться в чужую жизнь и снова уезжать от едва возникшей близости? Неужели этому не будет конца?
Недели две я метался взад-вперед по всем дорогам, которые вели из Лос-Анджелеса на север, юг и восток в поисках Хеселтайна, Малыша Риса и Руби Шоу.
И наконец на одной из затерянных в степи станций дилижансов ко мне обратился человек, услышавший мои расспросы.
— Я видел людей, похожих на тех, что вы описываете. Хорошенькая блондинка и двое мужчин. Они пришли на Пьяное плоскогорье с юго-запада и направлялись на восток к ущелью Уокера. У одного из мужчин над глазом глубокий порез, и еще один — на щеке. Другой весьма крепкого сложения, на нем была кожаная куртка и черная шляпа.
Переговорив с ним, я убедился, что он действительно видел моих обидчиков. Он нарисовал мне карту местности на земле возле здания станции, указав Пьяное плоскогорье, дорогу к ущелью Уокера и местоположение нашей станции. Это был маленький городок при железной дороге под названием Мохаве. Название этого места менялось много раз. В 1860 году там была станция линии дилижансов Элиаса Диборна. Позднее в этом городе часто останавливались грузовые караваны.
— Эта дорога, — объяснил мне мой собеседник, — идет через каньон Красной скалы к ущелью Уокера. На самом деле дорогой-то ее не назовешь, но я проезжал по ней не далее как вчера, да и конь у вас добрый. Берите побольше воды и остерегайтесь гремучих змей. В этом году их пропасть.
— А можно ли здесь нанять вьючную лошадь? — поинтересовался я.
Человек пожал плечами.
— С этим трудновато. Лошадей практически нет. Шаве со своими бродягами — он подобрал в свою банду всех ублюдков из команды старого Васкеса — поугоняли всех приличных лошадей в округе. Вы можете попытаться найти мула.
Я отправился дальше в путь. Дорога была пыльная и жаркая. Проехав пару часов, я понял, что глупо и даже опасно продолжать двигаться по такой жаре. Я съехал с дороги и нашел небольшой овраг, по дну которого журчал ручей и росли деревца. Спешившись, я налил в шляпу воды и дал коню напиться, затем привязал его к кусту и уселся, облокотившись спиной на склон оврага.
Было очень тихо. Мой конь похрумкал сочными листьями, потом прикрыл глаза и задремал, облегчив заднюю ногу и изредка сгоняя хвостом назойливых мух.
Сидя под склоном оврага, я видел отрезок дороги длиной в полмили. Она вилась по каньону, врезающемуся в плоскогорье. На камень рядом со мной вылезла ящерица и уставилась на меня своими глазами-бусинами.
Тенистый овраг был подходящим местом, чтобы посидеть и подумать о моей собственной роли в том, что происходит. Одна мысль не давала мне покоя… Я бежал в никуда. Уж не была ли моя погоня за Хеселтайном просто средством не задумываться о будущем? Время шло — они все время убегали, я все время преследовал, но, если поглядеть правде в глаза, можно всю жизнь пробегать — и все без толку.
Дело, пожалуй, в том, что у меня просто никогда не было цели в жизни… Пока был жив отец, я не задумывался о самостоятельной жизни, откладывая это до того дня, когда останусь один. Потом отец неожиданно погиб, и я должен был заставить этих негодяев расплатиться; но охота за Хеселтайном стала для меня способом отдалить тот день, когда мне придется повзрослеть и заняться теми взрослыми делами, от которых прежде меня ограждал мой отец.
Слегка надвинув шляпу на глаза, я следил за танцем раскаленных воздушных потоков над дорогой, которая вилась по дну каньона между скал, поросших редкими кактусами и карликовой юккой.
Ну хорошо, сказал я себе. Положим, ты отобрал у Хеселтайна все деньги. Что ты станешь делать дальше? Может быть, купишь ранчо? Или золотоносный участок?
Об этих и многих других занятиях я не имел никакого понятия. Но внезапно на меня накатила жаркая волна стыда, словно я почувствовал на себе суровый взгляд Кона Джуди и услышал его язвительные слова: «Но читать-то ты умеешь? А тот, кто умеет читать, может учиться. Ты не ходишь в школу — так что ж? Хотя это и самый удобный способ получить образование для многих из нас, но ведь школа дает лишь схему знания, а заполнять пробелы приходится позже самому».
Конечно, так бы он и сказал — или что-то вроде этого. Ваша правда, мне пора наконец заглянуть себе в глаза. Отец, возможно, тоже не достиг того, чего хотел, но он всегда стремился достичь, и сколько бы его ни била жизнь, сколько ни сталкивала вниз, он продолжал упорно карабкаться наверх.
Не существует мира идеального, сияющего, как изделие из патентованной кожи… нужно создать собственный мир и найти в нем свое место.
Я пересчитал деньги в седельной сумке. Там было чуть больше двенадцати сотен долларов. Я оставлю себе пару сотен, а остальные пошлю в Техас.
Незаметно я задремал. Меня разбудил мой конь, тихо фыркнув над ухом.
Сон мигом слетел с меня. Конь, насторожив уши, глядел на дорогу. По ней двигался человек на еле живом одре. Всадник смотрел в мою сторону.
Я встал и подтянул подпругу. От уступов скал на равнину легли длинные тени. Солнце спустилось низко; до заката было еще далеко, но уже повеяло прохладой, и я мог ехать дальше. Но меня совсем не радовала компания неожиданного попутчика.
Человек на дороге остановил свою клячу, поджидая меня. Я хорошо видел его руки, и признаков опасности не было, но все равно надо быть начеку.
Вскочив в седло, я направил коня к дороге.
— Здрасьте! — Глаза у него были водянисто-голубые, но взгляд такой острый, что я почувствовал: от него не ускользнула ни одна деталь моего снаряжения. — Далеко направляетесь?
— Ущелье Уокера. Возможно, и дальше на восток.
— Ну да, отсюда больше и ехать-то некуда.
— Я могу развернуться и отправиться обратно, — сказал я. — И вполне вероятно, что так мне и придется поступить, если в ущелье не обнаружится следов Хеселтайна.
— Конечно. — Он обшарил взглядом мои седельные сумки. — Золотишко копали?
— Я-то? Нет, я ковбой. — Я не собирался с ним откровенничать. — Занимаюсь только тем, что можно делать, не слезая с коня.
— Трудновато вам приходится, — заметил он. — Я знаю массу занятий, которых не сделаешь, сидя в седле.
Я не ответил, и дальше мы поехали в молчании.
Его лошадь была в ужасном состоянии. Ей, очевидно, нелегко пришлось на недолгом конском веку. Но там и с самого начала не на что было взглянуть. Всадник тоже выглядел неважно, но зато винтовка у него была ухожена, начищена и промаслена. Я нигде не видел у него револьвера, но я уже научился не быть слишком доверчивым.
Через некоторое время он снова заговорил, и во всех его репликах сквозило любопытство. Чем меньше я говорил, тем настойчивей он выспрашивал, так что я наконец сказал: