А потом я снова побрел, падая и поднимаясь, но не останавливаясь ни на минуту. Далеко впереди я увидел мерцающий огонь.
Костер… Я бросился бежать, прихрамывая, но через несколько шагов рухнул в изнеможении.
Переведя дыхание, я тяжело поднялся на ноги. Костер еще горел, хотя как будто стал менее ярким, и я поспешил к нему, падая и поднимаясь снова.
Я шел долго, очень долго, и костер стал ближе. Но близился и день. На заре человек, ночевавший возле этого костра, поднимется и уедет, и тогда мне конец. Здесь на многие мили вокруг нет ни города, ни поселка, ни ранчо. Я должен успеть.
Я снова попытался бежать — увы, это оказалось свыше моих сил. Но я все же мало-помалу приближался, уже виднелся голубой дымок, поднимающийся над костром.
Здесь. Наконец-то. Вот огонь, вот человек возле него.
Я крикнул, но из горла не вылетело ни звука. Я подошел ближе… вышел к костру.
Две лошади… Поуни.
Он выпрямился, с ужасом глядя на меня. Издав хриплый вопль, он схватил винтовку. Я бросился на него, но упал; надо мной прогремел выстрел.
Следующий выстрел обдал песком мое лицо; я вскочил и замахнулся на негодяя палкой. Поуни поднял руку, чтобы перехватить палку, и в этот момент я ударил его головой в живот.
Он сделал шаг назад, но оступился и упал, но тут же вскочил на ноги. Я успел врезать ему кулаком, разбив нос. Он рухнул прямо в костер, откатился и схватился за револьвер. Я ткнул ему в лицо головней, и пламя опалило его выставленную для защиты ладонь. Поуни зарычал и отпрянул назад и вдруг ударил меня по голове моей же палкой. Удар пришелся мне по лбу, и я отключился, упав возле самого костра.
И опять я с трудом собирал крохи сознания, и опять вокруг была темнота.
Костер еще слегка дымился, хотя пламя потухло. Поуни исчез вместе с обеими лошадьми. Свою сковородку и кофейник он бросил у костра. Наверное, вскочил в седло и дал деру, забыв обо всем.
Я поднялся на колени и дотянулся до кофейника — в нем плескался кофе. Я стал пить прямо из носика. Кофе был очень горячий, но я не обращал на это внимания.
Поставив кофейник на землю, я поворошил угли, добавил сухих сучьев и попытался раздуть огонь. Но когда мои разбитые губы обдало жаром, я едва не закричал от боли.
Однако пламя занялось. Я заглянул в сковородку. Там лежало несколько кусочков бекона, и я съел их. С трудом ворочая шеей, я огляделся. Видимо, Поуни был полностью готов к отъезду, так что, разделавшись со мной, ему оставалось только вскочить на лошадь, что он и сделал.
Я отпил еще кофе и почувствовал себя гораздо лучше, но на свои руки я по-прежнему боялся глядеть. Ссадины потрескались, и из них снова пошла кровь.
Мой нож был все еще на месте, и палка тоже.
Но я ничего не понимал. Как я мог догнать Поуни, если он ехал верхом, а я полз на карачках? Почему он не уехал отсюда давным-давно?
Я снова глотнул кофе. Остатки пододвинул поближе к огню.
Подбросив веток, я растянулся на прохладной земле. Вашти… рассвет настал холодный и мрачный. Дрожа, я допил остатки кофе, разбросал костер, чтобы угли скорее потухли на голой земле, и тронулся в путь.
Ноги плохо слушались меня, и мою походку нельзя было назвать изящной, но я двигался вперед. Однако пройдя совсем немного, я упал и не мог встать. Я с большим трудом подтянул одну ногу, но она соскользнула обратно, и я затих.
Я не потерял сознания, но чувство реальности меня покинуло. Я лишь смутно ощутил, что на меня начали падать капли воды.
Дождь…
Борясь со слабостью и дурнотой, я старался перевернуться на спину.
Я ощущал чей-то взгляд. Эта мысль медленно проникала в истощенный мозг. Кто-то смотрел на меня!
Это было невероятно, невозможно. Я сходил с ума. Мне наконец удалось перекатиться на спину. Я открыл рот. Дождь медленно падал на меня, блаженно освежая лицо; несколько капель попало в горло. Я продрог и с трудом шевелился, но тем не менее немного ожил.
Я приподнял голову, чтобы оглядеться, но снова уронил ее. Кто-то смотрел на меня!!!
Это были индейцы. Человек сорок — пятьдесят, в боевой раскраске, без женщин и детей, и все вооруженные.
Я медленно перекатился на живот, уперся руками и поднялся на ноги. Однажды на нашем ранчо останавливались пайюты, возвращавшиеся после битвы с команчами. Им нужно было оправиться от ран. Отец отдал им трех лошадей, хотя у нас самих дела шли не блестяще. Пока они жили у нас, я немного обучился их языку. Здешние индейцы, как сказал Поуни, должны быть пайютами. Я заговорил с ними по-индейски.
Они молча смотрели на меня. Я попробовал перейти на английский.
— Много ран, — сказал я. — Плохой человек стрелял в меня. У меня нет оружия. Я шел. Он убежал.
— Ты шел по Шаманской Тропе.
Индеец, который произнес эти слова, был очень необычно раскрашен. Может быть, колдун?
— Да. Небесный Отец сказал мне: иди по Шаманской Тропе, и пайюты помогут тебе.
Индейцы заговорили между собой, поглядывая на меня. Язык их был не совсем тот, что я знал, но похожий. Иногда я понимал слово-другое, иногда целую фразу.
Они вели в поводу несколько запасных лошадей. Индейский юноша подъехал ко мне и подвел лошадь, я вскарабкался на нее, ухватившись за гриву.
Индейцы сразу взяли в галоп, и я, вцепившись в гриву моей лошади, изо всех сил старался не отставать.
Их селение находилось довольно далеко, но я каким-то чудом преодолел весь путь, не потеряв сознания. Селение состояло от силы из двух дюжин жилищ, скученных на узком плато над обрывом. Место было выбрано удачно: и естественная защита от нападения, и топливо, и вода.
Четыре дня я провел у пайютов, которые кормили меня и ухаживали за мной. В вигвам, где я лежал, приходила старая индианка, обрабатывавшая мои раны.
На пятый день я вышел на улицу — слабый, как котенок, но уже способный передвигаться на своих двоих.
— Что ты теперь делать? — спросил меня вождь.
— Я пойду в город белых людей и найду человека, который стрелял в меня.
— У тебя нет оружия.
— Я найду себе оружие.
— У тебя нет лошадь.
— Я прошу моего краснокожего брата одолжить мне лошадь. Я возвращу ее, если смогу, или заплачу деньги.
— Мой народ воевать с твой народ.
— Я об этом не знал. Я пришел сюда с Великой воды у заходящего солнца. Я пойду назад к моей скво, в Колорадо.
Он покурил, раздумывая. Затем сказал:
— Ты храбрый воин. Мы идти твой след… много миль. Ты найти свой враг, ты убить его. — Вождь посмотрел мне в лицо. — У меня нет винтовки для тебя, но я дам лошадь. — Он показал своей трубкой: — Ты взять этот.
Это был конь мышастой масти, около четырех с половиной футов в холке, прекрасный конь.
— Спасибо.
Я подошел к коню. На нем был только недоуздок.
Я сделал верхом полукруг и подъехал к костру вождя.
— Ты великий вождь, — сказал я, — и ты мой друг. Кто бы ни спросил тебя, говори, что ты друг Шела Такера.
Развернувшись, я ускакал, а индейцы стояли толпой и смотрели мне вслед.
Я оглянулся лишь однажды. Это был воинский отряд, я видел у них свежие скальпы.
Глава 19
На поиски следов Поуни мне потребовалось не более часа, две лошади, из них одна в поводу. Следы моего скакуна с полосой на спине я изучил, как трещины на собственных ладонях.
Конь подо мной был тоже очень хорош. Вождь пайютов знал, какой конь требуется человеку, перед которым лежат многие мили пути, тем более если он преследует врага. У этого коня был очень ровный ход, чувствовалось, что он может бежать рысью от рассвета до заката.
Выбравшись из этих мрачных, зловещих гор, побелевший от пыли и с кислым привкусом на губах, я мог определить, где я нахожусь, но знал, что ехать мне на восток.
Сначала Боб Хеселтайн и Малыш Рис. Теперь Поуни Зейл. Рано или поздно, я найду его, или он найдет меня, и для одного из нас эта встреча будет последней.