И всё же, стоило мне сказать пару не самых лестных слов в адрес одной из картин Куросавы, который после смерти стал просто-таки кумиром, неприкосновенным среди неприкосновенных, как на меня, в свою очередь, тут же обрушились некоторые критики, пытаясь заткнуть мне рот. Они написали, что я определённо «ненормальный», подразумевая, что я странный тип, маргинал и чуть ли не тунеядец!
Да только я глубоко уважаю Куросаву, который тоже ценил меня. Ему нравились мои работы. «Думаю, что вы спасете японское кино. Его будущее — в ваших руках», — написал он мне однажды. И повторил это при личной встрече, в своём доме в городе Готемба, неподалеку от горы Фудзи. Если память мне не изменяет, это было в 1994 году, когда я снимал репортаж для канала Эн-эйч-кей. При разговоре также присутствовал мой продюсер, Мори. Куросава сказал тогда: «Мне нравятся ваши фильмы: то, как вы снимаете, врываясь со своей камерой. Ваш стиль дерзок и смел». Я был тронут тем, что режиссёр такого масштаба, такого таланта сделал мне подобный комплимент. Я очень смутился.
Мне не довелось, не посчастливилось застать Куросаву за работой. Когда я открывал для себя его фильмы, то реагировал на них всегда почти одинаково, очень просто: «Sugoi!»[23] Я был пленён постановкой кадра, его длинными, порой бесконечными планами, утончённым развитием сюжета... Он не боялся снимать героя издалека, медленно сдвигая камеру вбок. Его стиль оказал большое влияние на меня. Можно сказать, определяющее.
Акира Куросава мог ставить фильмы по грандиозным сценариям, потому что он был очень вынослив — физически, я имею в виду. В нем была мощь самой природы, и по ширине его плеч можно было догадаться об энергии, которой он обладал. Он действительно не был обычным японцем.
Посмотрев его последний на тот момент фильм, «Сны» (1990), я был просто покорён первой историей, первым сном[24]. Будь Акира Куросава чуть моложе, он мог бы снять целый фильм, основываясь только на этом эпизоде.
Вспоминаю один наш разговор. Куросава спросил меня: «Насколько жёстко вы руководите актёрами на площадке?» Я ответил: «Я стараюсь работать как можно быстрее. Снимаю наспех, потому что особо ничего не жду от своих актёров и актрис. Я прошу актёра сделать то-то и то-то. Получилось — хорошо, не получилось — ну и ладно, я не настаиваю, не переснимаю сцену снова и снова. Мне обычно хватает одного-двух дублей». Тогда Куросава вежливо заметил: «Мне тоже». Он меня здорово насмешил! Слишком уж разные у нас весовые категории. И я прекрасно знал, что он может снимать с трёх камер одновременно, требуя до двенадцати — пятнадцати планов одной сцены.
Главное отличие между режиссёрами с огромным талантом, такими как Нагиса Осима и Акира Куросава, и мной — в том, что они всегда обожали кино, сходили с ума по нему. Они были движимы этой страстью. И наделяли огромной любовью каждое своё произведение. Невероятной любовью. А я никогда не был помешан на кино. Мое отношение к нему куда спокойнее... Я не способен любить кино так же, как великие.
Я не стыжусь признать, что преклоняюсь перед многими произведениями американского кинематографа. Но когда Майкл Мур получил Золотую пальмовую ветвь за «Фаренгейт 9/11», я был крайне огорчён. Мои японские друзья негодовали. Они считали, что если Мур удостоился награды, то «Кикуджиро» мог бы, даже должен был тоже получить приз. В Каннах мне ничего не досталось, но так как по натуре я пессимист и не очень уютно себя чувствую, когда счастлив, то я не удивился. И всё-таки жюри фестиваля отдало предпочтение документальному фильму — конечно, это кинематографическое произведение, но тем не менее документальное. Тогда я подумал, что Канны не побоялись дискредитировать себя, наградив Майкла Мура. Но позже, как ни странно, у меня создалось впечатление, что, вручив ему Золотую пальмовую ветвь, Европа склонилась перед США и совершенно опозорилась. Почему? Потому что в Европе американское кино имеет огромное влияние. Вручить Золотую пальмовую ветвь американскому фильму — значит обеспечить ему оглушительный успех. А я считаю, что «Фаренгейт 9/11», несмотря на забавные сцены и умелый монтаж, — это всё-таки очень упрощённый и беспорядочный фильм, где под видом критики Джорджа Буша-младшего высмеиваются причины вторжения в Ирак. Я не говорю, что эта документальная картина не имеет никакой ценности. Но чтобы вручать за неё Золотую пальмовую ветвь... Мур, кстати, был удивлён чуть ли не больше всех. На самом деле мне кажется, те, кто присудил награду этому фильму, пытались таким образом успокоить свою совесть, но только обесценили очень важную тему.
24
Эпизод называется «Солнечный свет сквозь дождь». Его герой — мальчик, заблудившийся в лесу, — встречает странную свадебную процессию, участники которой — люди с лисьими головами.