Но даже если шила в мешке нельзя утаить, то кто сказал, что в Одессе когда-нибудь можно было скрыть, о чем говорили на самых секретных совещаниях? Даже недавно перед очередным повышением цен на золото... Это ж вам не шило паршивое...
Слухи стали плодиться по городу со скоростью домашних тараканов, а генерал-губернатор Толмачев все равно делал вид, что предстоящий поход его так же волнует, как меня курс франка на Токийской бирже и в городском саду. Освободительное движение еще не началось, а спикер Английского клуба уже произнес спич, сравнивая Роберта-Дьявола с турецкоподданным греком Яни Бабашихой, который повел одесских добровольцев сражаться с нашествием Наполеона. Волонтер Филя торжественно поведал хроникеру «Одесского листка», в присутствии своих заимодавцев, что расплатится с ними исключительно восточным жемчугом. Другие волонтеры метали карты, проигрывая и выигрывая не только шахские авансы, но и доли будущей добычи, о которой Моххамед Али не имел подозрения на свое горе.
Самое удивительное в этой истории даже не то, что это войско собралось воевать ради интересов шаха, а что оно все-таки взяло Тегеран. И мой прадед Роберт-Дьявол сдержал слово. Шах уселся на свой трон. Но взять и удержать - это все-таки две очень большие разницы, а поведение новоявленных воинов шаха вызывало у местного населения далеко не стопроцентную симпатию, несмотря на то, что они ходили в чалмах. Эти ребята были склонны рассматривать ценности в чьих-то руках, словно личное оскорбление, и так лихо занимались экспроприацией всего подряд, что даже пресловутым продотрядовцам рядом с ними нечего делать. Поэтому в Тегеране они задержались не дольше, чем их начальник Моххамед Али. Сильно поредевшее войско шаха пробивалось в сторону Батума, а тот, ради кого они исполнили свой интернациональный долг, убежал совсем в другую сторону и сделал вид, что ему уже от жизни ничего не нужно: ни Одесса, ни собственный дворец в ней.
К родным берегам Роберту-Дьяволу, резко потерявшему расположение Моххамеда Али после прогулки по шахскому гарему, удалось привести лишь каждого третьего волонтера. Самое обидное, что Одесса продолжала издеваться над солдатами свободы так же обидно, как раньше только над потерявшим трон шахом. Зависть оставалась завистью и до полного построения социализма на наши головы. Стоило только воину-интернационалисту Моне рассчитаться в кофейне каким-то ожерельем, как вслед ему гнусно шипели: «Ничего, он скоро и свою чалму с алмазом пропьет». К слову сказать, это действительно случилось, но гораздо позже; быть может, чалму просто сглазили?
И что мы теперь имеем после всей этой истории? Мой прадед Роберт-Дьявол разочаровался в жизни, усыновил давным-давно заведенного собственного ребенка, женился на его маме и поступил на службу в РОПИТ. Только, ради Бога, не путайте с общепитом, это заведение куда более солидное.
И вот мы с вами, молодой человек, сегодня сидим под облупившимся шахским прибежищем и вспоминаем эту историю, хотя сам дворец так похож на дворец, как я на мисс Одессу. Мне кажется, что ваш маленький магнитофон уже накалился от бушующих в нем страстей, которые когда-то гуляли по этому городу. Но сегодня в них мало кто поверит.
И тем не менее, в истории Одессы были и не такие приключения, и вы без меня знаете, что она дала миру людей еще более выдающихся, чем даже мой прадед Роберт-Дьявол Анагнастопуло. И если о собственной истории одесситов заставляли забывать всякие синицы и другие птицы этого полета, гадившие на их город, дарившие ему памятники, похожие на геморроидальные свечи, то это только наше горе. И скажу вам честно, мне остается только надеяться, что моя беседа с вашим магнитофоном не была напрасной.
ЛЕГЕНДА О ДВУХ АЛЬБЕРТАХ
«16 октября в 5 часов 30 минут утра из Одесского порта отошли последние транспорты с советскими войсками и руководящим ядром партийных и советских работников города».
«Одесса. Очерк истории города-героя».
Сейчас октябрь, и море скоро станет свинцовым, бычок пойдет на глубину, а здесь будет клевать только мелочь на тонкую месину. Зато пойдет глось. Он почему-то в этом месте всю дорогу крутится, когда холодает. Ты не дурнее глося и крутишься возле меня. Потому что где я - там рыба. Ничего удивительного - я с нее живу, хотя этого делать нельзя.