А что касается пьяных потемкинцев, то из песни слов не выкинешь. Я читал книгу «Одиннадцать дней на "Потемкине"», ее автор - один из делегатов организации РСДРП на этом судне. Трудно поверить, что он написал свою книгу по спецзаказу - их тогда еще не существовало. Да и конфисковывала эту книгу полиция вовсе не потому, что ее автора заочно приговорили к смертной казни. А в книге этой, в частности, были воспоминания, как легендарный Матюшенко лежал пьяный на бульваре, и кое-какие другие подробности. Я ведь историк, еще раз повторяю, и в рассказ дедушки поверю скорее, нежели в ту ахинею, которую понес помполит после взрыва хохота матросов на торжественном собрании...
Словом, историю эту замяли, посчитав ее инцидентом ввиду стариковского слабоумия, но Шурик потерял потенциальные рябчики на раз. А вернувшись в Одессу, он уехал куда-то в экспедицию и, вернувшись оттуда, одарил город легендарным Червонцем - гордостью нашего ипподрома.
При появлении в городе Червонец тянул не на чемпиона, а только на колбасу сорта «махан». Шура привел в свой двор тощего жеребенка со звучной кличкой, и ничто не предвещало, что этот малыш в будущем прославится. Он стоял, привязанный в углу двора за пожарную лестницу, занимаясь только тем, что гадил и показывал зубы. Несмотря на свой юный возраст, Червонец за один раз выдавал большую порцию основы навоза, чем все коты двора, взятые вместе с собаками. И соседи были не очень рады этому приобретению Шуры, хотя вслух пока никто не высказывался. Люди надеялись, что лошадь ночью кто-то украдет. Конечно, бывает, в Одессе ночью из двора пропадают машины или даже белье вместе с веревками. Сегодня этого Червонца наверняка бы сперли и съели вместе со шкурой под видом шашлыка на Новом базаре. Но кому тогда был нужен этот конь, когда половине города своих тараканов девать было некуда?
Лошадь в черте Одессы не была уникальным явлением испокон веку. Когда-то в одном из Одесских ресторанов напротив знаменитого «Фанкони» стояла живая лошадь - и ничего страшного. На той лошади сидел выписанный из Франции дирижер в одних кальсонах и командовал оркестром. Но одно дело - лошадь на паркете в ресторане, совсем другое - во дворе, под окном на ваших нервах.
Червонец, пасся во дворе, изредка лягая проклинавших его жильцов. А потом кто-то подбросил Фридману записку, на всякий случай написанную левой рукой и печатными буквами: «Убери животного со двора, а то мы дадим яд, так он гавкнуть не успеет». Шурик Фридман начал обход соседей, когда московское радио заорало, что у них наступила полночь. Он молча бил ногой в дверь, и стоило ей только заскрипеть, как Шура бросал во тьму одну-единственную фразу: «Если у Червонца случится понос, в вашей маленькой хате случится большой пожар».
Если кто и сомневался в искренности предупреждений экс-баталера Фридмана, то только не его соседи. С утра пораньше к жеребенку потянулась вереница людей. И хотя Червонец по привычке занял круговую оборону, очень скоро он позволил им приблизиться. И соседи Шуры скармливали до того резко полюбившемуся всем поголовно лошаденку сахар, апельсины, шоколад и все остальное, что Бог посылает сквозь стены одесского порта. Весь двор следил, чтобы Червонец был сыт, как биндюжник на поминках. Потому что если вдруг случайно с ним что-то... то страшно подумать. Двор бы тут же превратился в один хороший костер, и иди доказывай, что изредка кони дохнут не от стрихнина, а сами по себе. Мужья, приходя с работы или с более важных дел, в первую очередь интересовались у жен здоровьем Червончика, а уж потом оценками детей и повестками на свои имена. Через неделю Червонец походил на морозоустойчивый барабан, и никого не беспокоило то, во что он переводил шоколад и другие продукты, которые едят лошади в городе.
Через несколько дней Шура к великому огорчению двора, привыкшего к такому чудному животному, отвел лоснящегося жиром подопечного на ипподром, где со временем жеребенок превратился в легендарного Червонца.