Поэтому старик на всякий случай молчал, как героические подпольщики в застенках контрразведки при прежней власти. Он молчал, в который раз жалея, что не перебежал четыре месяца назад за границу Малой Арнаутской и не поселился на Молдаванке. К жителям этого района города даже чекисты относились с явным уважением. Когда они, видимо по ошибке, захватили Сеню Вола, которого даже родная мама ласково называла ганыфом, через пару часов об этом сильно стали жалеть. По было поздно.
Сеня Вол вообще-то отличался тихим покладистым характером, за что его ценил сам Михаил Винницкий. Если .он ему говорил: «Сеня, возьмите людей, а вместе с ними один банк», - Вол никогда не возражал. Если возникала необходимость, Сеня мог сделать пять банков и десять налетов, чем вызвал жгучую ревность стареющей Сони Золотой Ручки, которая по женской слабости больше семи налетов в день не выдерживала. И такого человека чекисты схватили только за то, что он носил при себе револьвер. И совершенно случайно перед этим выпалил из него все пули с целью личной самообороны. Но чекисты, как назло, зачем-то запрещали людям иметь всякую частную собственность, и револьверы вошли в это понятие. Они просто не хотели конкуренции и поэтому разрешили носить оружие только самим себе. А Вол на их требования почему-то не реагировал, и его увезли в тюрьму. Но через два часа этот памятник архитектуры окружили тачанки, подводы, пролетки и автомобили, в которых сидели солидные люди в канотье, бабочках и даже не со «Смит и Вессонами», а с пулеметами, не говоря уже о бомбах.
Для большей солидности две пары биндюгов волокли орудия, из которых в мирное дореволюционное время производил салюты портовый боцман Джиджи-Мокки. Чекистам и начальнику тюрьмы был выставлен ультиматум: или через десять минут ребята увидят рядом с собой Вола, или начальник тюрьмы останется безработным. Потому что, если Молдаванка перенервничает, от самого нужного чекистам здания останутся только устные мемуары. И Вола тут же выпустили на волю, признав, что взяли его исключительно по ошибке.
Но то же был тихий Вол, а не старый ювелир Вайсман; и хотя их носы имели одну форму, чекисты почему-то предпочитали ходить в гости с обысками к Хаиму, а не к Сеньке.
Бывший ювелир продолжал хранить перепуганное молчание как свое последнее достояние. Тогда человек с кинжалом открыл рот во второй раз и задал убийственный вопрос:
- Игде ваши дрова?
Хаим почувствовал, что его спина начинает потеть, как будто в комнате с весны продолжала работать «буржуйка». «Чтоб вы сгорели! - мысленно пожелал своим гостям ювелир, любивший чекистов еще больше, чем дореволюционных городовых. - Узнали...»
Переживать было от чего. Несколько дней назад в дом Вайсмана заглянули неизвестные. Старик привычно поднял руки вверх, и только потом вопросительно посмотрел на вошедших.
- Мосье Вайсман, - обратился к нему один из них, и ювелир мгновенно успокоился, хотя продолжал напрягать руки в стоячем положении. Так могли обращаться к нему исключительно деловые люди. Дальнейшие слова незнакомца подтвердили это предположение.
- Скоро начинается мучение с теплом, а Фонтан уже остался без заборов. Мы имеем предложить до вас небольшую партию отличных дров.
Сделка состоялась. Старик Вайсман опустил руки и стянул с пальца последнюю оставшуюся драгоценность в виде обручалки, на которую не позарилась ни одна из властей, а тем более налетчики, уважавшие Гименея не меньше Гермеса.
Конечно бы неплохо, чтобы кто-то распилил дрова, потому что у старика Вайсмана для такого подвига не хватало физических сил даже в пору его расцвета. Но потом, как-нибудь, он с кем-то договорится. Только вот что предложить за работу: из вещей остались боты и пальто Сарры с воротником, побитым молью, а последний шкаф в квартире «буржуйка» сожрала еще в начале марта. Но ничего, что-нибудь придумается. Главное, вопрос отопления немножко решен. Однако, после того, как ювелир поделился своей радостью с мадам Балагулой, соседка пришла в ужас.