Грека взяли ровно через три дня, после того как он под покровом ночи вернулся домой и потребовал у жены политического убежища. Не успев его получить как следует, беженец от милиции повздорил с супругой за какой-то пустяк и привычно провел серию воспитательных ударов по ее корпусу. Витькина жена не стала подобно милиционерам выкручивать ему руки, а просто и незатейливо стукнула свою тогда еще вторую половину качалкой по голове. Грека увезла карета «скорой помощи», окончательный курс лечения он уже проходил под присмотром профессора с погонами старшины.
Так то был Грек, так себе фигура. А что тогда говорить о королях мануфактуры и принцах Плодовощторга, шивших свои фамильные гнезда на нашей улице? Слоном, появление милицейского «бобика», забирающего кого-то из жильцов улицы Баранова, было столь же привычным явлением, как теперь реклама об услугах для граждан со свободно конвертируемой валютой. Тогда за валюту не предлагали по телевизору средиземноморский тур, потому что из всего конвертируемого отдыха предоставляли возможность любоваться только красотами Сибири от восьми до пятнадцати лет. Если не ставили к стенке. Дядя Юра просто поспешил родиться. Сегодня он бы был менеджером за то, за что тогда стал арестантом. Но самое смешное, что его наследником сделался я.
Видимо дядя Юра предчувствовал, что очень скоро за ним придут добрые дяди, в планы которых входит его перевоспитание, даже при помощи расстрела. И чтобы облегчить сроки перековки, сосед успел выкинуть из окна прямо в мусорную кучу небольшой газетный сверток. Надо ли вам долго объяснять, что пока дяди стучали по стенкам его квартиры, я уже надежно заныкал этот сверток в самой глубине мусорника, догоняя детским умом: если дядя Юра впервые в жизни решил выбросить из окна какую-то гадость, то она может представлять из себя определенный интерес?
В свертке оказались непонятные бумажные деньги. Не такие, как с портретом Екатерины, которых у нас было полным-полно, а совсем другие, с не ясными для многих до сих пор буквами, но полностью нашими цифрами. Короче говоря, я здраво рассудил, что эти деньги такие же старинные, как из наших коллекций, и смело банковал на них против керенок и сталинок Ары. Читать тогда мы почти не умели, но до двадцати одного считать научились гораздо раньше, чем ходить в коммунальный туалет. Мы сидели на огромном деревянном сундуке, исчезнувшем из двора незадолго до того, как Брежнев впервые стал Героем Советского Союза. В те годы Леонид Ильич был только единожды Героем Социалистического Труда, и, может быть, поэтому чужие старые сундуки никого не интересовали.
Ара смело прикупил на пятнадцати еще одну карту и, потно дыша, напряженно вглядывался в мои пальцы, потому что, как назло, фарт валил банкомету дуром и к десяткам я прикупал исключительно тузов. Когда банковал Ара, все почему-то получалось совсем наоборот. Но пока я выигрывал и смело накладывал деньги с женским лицом на свои, где был изображен мужчина с несоветской стрижкой. Номинальная стоимость купюр не играла никакой роли, игра велась бумажка на бумажку. Карта шла мне до тех самых пор, пока банковать не стал Ара. Теперь мои деньги лежали поверх его и тут, как назло, мимо проходил старик Шведский, который никогда не переживал из-за того, что дети играют. Он пристально посмотрел на наши купюры, тщательно трижды поправил очки на вздрогнувшем носу и почему-то впервые в жизни проявил к нам повышенное внимание.
Старик Шведский закружил возле сундука, словно стервятник, немного похожий на гиену, несмотря на прыгающие по носу очки. А потом, сделав вид, что его очень интересует сыграть с Арой, достал из кармана бумажник и скромно попросил разрешения поставить на кон целый рубль. Несмотря на молодость Ара сообразил, что выиграть в «очко» у старика Шведского не то что легче, чем у государства в его же лотерею, а еще более затруднительно. Даже в том случае, если старику не давать колоду в руки. Поэтому он заявил, что пока партнер не вышел из игры, кон занят и старику Шведскому придется немного подождать. Однако старик, в свою очередь, понимал, что при такой манере игры она может длиться вплоть до окончательного построения коммунизма в восьмидесятом году, к чему он явно не стремился в отличие от советского народа и всего прогрессивного человечества. И старик Шведский нагло попытался форсировать события.