Выбрать главу

Мне сравнялось почти шесть лет, и я не страдал не то что непонятливостью дяди Юры, но и даже примерным поведением заместителя директора ресторана «Аист», уже поменявшего к тому времени отдельную квартиру в соседнем дворе на малокоммунальную камеру. Стоило ему туда попасть, как на следующее утро он сам попросился на допрос и вспомнил, что запрятал под бетонированной дорожкой дачи два трехлитровых бутыля с золотыми закрутками. Эти консервы не могли отыскать даже с помощью разных передовых по тем временам технических штучек во время обыска. Вот что значит создать нужные условия для экстренного излечения от склероза и помочь человеку мгновенно раскаяться перед обществом.

Но я, повторяю, был не дядя Юра и даже не заместитель директора ресторана «Аист». Я оглушил покушавшихся на мои деньги таким воплем, что дяди синхронно отрыгнули в сторону, из подвала выскочила тетя Поля, а Тигран Львович на всякий случай сбегал домой и надел штаны. Старик Шведский тоже на всякий случай выскочил на улицу, а Игорь съел котлету: иди знай, может после моих денег и она дядь заинтересует? А соседи на всякий случай приняли мою сторону.

- Что вы имеете до ребенка, аспиды? - ласково спросила дядь тетя Поля, пытаясь успокоить меня всего одним шалобаном.

Тише, мадам, не портите себе кров, мы из милиции, - попытался успокоить тетю Полю один из дядь совсем по-нашему, потому что в те далекие годы среди милиционеров попадались не просто городские жители, а также одесситы,

- Люди, посмотрите, что творится среди здесь, - театрально заорала в ответ тетя Поля, позабывшая о том, что вчера сама пообещала отвести меня в милицию после того, как я попал камнем вместо в Игоря прямо в ее окно. - Они уже за детями едут у «черном вороне»!

Соседи о чем-то зашелестели между собой, а я внес маленькую поправку:

- Он у них желтый...

- Бедный ребенок, - умилилась тетя Поля, - он уже знает и за это.

Тетя Поля медленно повернулась к милиционеру, говорящему на одесском языке, по-матерински посмотрела на него. И тот все понял. Он медленно достал из кармана самодельную зажигалку с истертым колесиком, чиркнул несколько раз, и обугленный фитиль, загоревшись, обдал двор запахом чада и бензина. Моя рука, плотно сжимавшая комок валюты, немного расслабилась.

- Махнем? - предложил милиционер и почему-то вздохнул.

- Махнем! - как-то моментально согласился я и посмотрел на второго дядю милиционера. Тот стремительно отвел взгляд в сторону, но я продолжал буравить его карман взглядом до тех пор, пока дядя не выудил из него перочинный ножик с облупленным перламутром на ручке.

- Бандюгу вооружаешь! - завопила из окна тетя Тамара Бахчеван, внимательно следившая за событиями во дворе даже по ночам, и тут же поспешила писать очередной донос, теперь уже на самих милиционеров. Об этой слабости тети Тамары знал весь двор, милиция к ней тоже привыкла, но тетя Бахчеван продолжала переводить бумагу.

Я молча совершил ченч с милиционерами, и тетя Поля, усмехнувшись, подтолкнула меня в затылок далеко не материнской рукой со словами:

- Беги домой, валютчик!

А в это время дядя милиционер вдруг о чем-то вспомнил и сказал:

- Мне надо понятые...

Он еще не успел закрыть рот, а двор уже разлетался в разные стороны, как воронья стая после выстрела из рогатки, хотя бежать домой было предложено только мне. На роль понятых согласились оторвавшаяся от составления сигнала кому следует тетя Бахчеван и ее муж дядя Боря, ветеран войны, который, как он сам признавался тете Бете, с гораздо большей охотой послужил бы и войсках вермахта.

Я не помню, куда девалась та допотопная зажигалка, но перочинка с облупившимся перламутром не пропала. Сегодня с ней играет мой сын и, глядя на этот крохотный ножик, я с нежностью вспоминаю тех милиционеров, самых первых милиционеров, проводивших мое перевоспитание. И, главное, вам наконец-то понятно, почему после этих событий тетя Поля решила, что я стану непременно валютчиком?

IV

Уже в те годы я инстинктивно понимал, что быть явным валютчиком так же опасно, как сегодня пить воду из крана. И поэтому принял слова соседки с явным неудовольствием, не то что дяди, плотно сжимавшие руль «Школьника». Они вцепились в сверкающий под солнцем металл с такой силой, будто велосипед за двадцать рублей все-таки обладал способностью вертикального взлета. Кованным не одним одесским поколением шестым чувством я догадывался, что поведение дядь каким-то образом связано с этим приобретением, хотя никакого криминала в своих действиях по-прежнему не усматривал.