Что ж, начнём сначала.
Сначала ломаем ногу. Здесь главное улыбаться. Противник расслабляется, принимая вас за круглого идиота, и начинает делать ошибки. А вы улыбаетесь, и смотрите противнику в глаза, дезориентируя его, делая свои движения непредсказуемыми.
Омум расслабился и сделал шаг в мою сторону. Поверил, наивный.
Подшаг вперёд, разворот на левой ноге чуть влево, удар правой ногой под колено, и упор на него же. А теперь весь вес на ударную ногу.
Хрусь.
Бедный Омум, упал сердешный. Ой, а как ему больно. Кричит, ажно уши закладывает. А теперь в челюсть, пока доступна сия часть тела, пускай полежит, помолчит, подумает о вечном. А я тем временем займусь всем остальным — почки, печень…
— Немо, — окликнул я копошащегося в траве перебежчика, — кто твой вождь?
Немо, приподнял голову и, посмотрев на хлюпающего от «удовольствия» Омума, нерешительно покачал головой.
— Чего молчишь, убогий?
— Жду.
— Чего ты ждёшь? — нанося удар по крутящемуся на моём щите Омуму, зло поинтересовался я.
— Кто станет вождём, — более уверенно ответил Немо.
— Верка, — крикнул я, выколачивая лёгкие из страдальца. — Кто твой вождь? Давай быстрее, у меня ноги болят.
Верка выглянула из ворот, оценил картину степной жизни с тремя персонажами, и решительно подойдя ко мне, плюнула Омуму в морду.
— Ты, — ответила она и, покачивая бедрами, скрылась в воротах, не глядя на своего мужчину.
— Немо, когда ты будешь прислушиваться к своей женщине? В её маленькой головке мудрости больше, чем во всём тебе.
— Она женщина, — как-то не уверено пролепетал Немо, — а я охотник.
Быстро его обработал забиваемый мной Омум. Недели не прошло, и Немо опять начал возвращаться в первоначальное состояние дикости. Молодой ещё, не уверенный в себе и быстро поддаётся чужому влиянию. Своё мнение, у Немо, не развито и, находится в зачаточном состоянии, и если рядом появляется сильная личность….
Устал, пора заканчивать. Кухонный нож, универсальное средство, пригодное для нарезания хлеба, колбасы, чистки картошки, и устранения неугодных личностей. Я вытащил из-за пояса нож, и протянул его Немо.
— Добей.
Немо встал на ноги, отряхнул с колен прилипшие травинки, поправил джид с дротиками и, подхватив с земли копьеметалку, подошёл к нам, проигнорировав протянутый ему нож.
— Не могу. Это дело вождя. Если я его убью, я должен убить и тебя.
— Почему? — удивился я рассуждению Немо.
— Чтобы стать вождём. Только вождь может убить вождя.
— Так, молодой человек, отойди подальше, — я стал быстро отпихивать Немо, пока его не понесло на подвиги. Вдруг возжелает власти, и воспользуется моим, почти, беспомощным состоянием, и отплатит злейшим за предобрейшее. — Давай, давай, тебя Верка заждалась.
Немо отодвинулся, от вставшего на одно колено, харкающего кровью Омума и, не поворачиваясь к нам спиной, направился к открытым воротам, из которых на наше трио, смотрело десять пар глаз.
— Что же мне с тобой делать? — добить Омума, было необходимо. Только так можно утвердить свою власть в этом дикарском обществе. Таковы местные правила. Но, ноги не поднимались. Не только из-за усталости, но и из жалости.
Только не жалеть. Жалость это роскошь богов, а я не они. И этот гадёныш меня не пожалел бы, если бы мы поменялись метами.
Зря отвлекался. Омум начал стягивать со спины мой щит. Додумался, блин, на мою голову.
Но привести щит в боевое положение, Омум, не успел. Я к этому отношения никакого не имею. Мимо бедра пролетела серая вращающаяся тень, и с противным хрустом вошла избитому дикарю в голову, снося несчастного с ног. Пять килограмм калёной стали, поставили точку в моих сомнениях, оставив лишь одни вопросы.
— Кто это сделал? — я не мог предположить, что это могли сделать хрупкие руки Евы. Я глубоко заблуждался. Это сделала она. Злость, ярость, страх, что Омум останется жив и убьёт её детей, придали ей сил. Ева стояла в воротах, с удивлённым видом баюкая правую руку.
— Эх, Ева, Ева, зачем ты это сделала? — я подошёл к молодой женщине, и нежно обнял её, стараясь не задеть повреждённую руку. Ева всхлипнула и ткнулась носом мне в плечо, вытирая об него сопли.
— Я убить.
Поцеловав Еву в лоб, я отодвинул её, и осторожно взял руку на посмотреть. Ничего страшного, небольшое растяжение связок, неприятно конечно, но до свадьбы заживёт. Приложим холодный компрессик, стянем бинтом, походит пару неделек с рукой на перевязи, и будет как новенькая.
— Вер, хватай Еву… ну, не в буквальном смысле. Веди её в дом, найди в аптечке тюбик финалгона, смажь, и замотай эластичным бинтом. Руку на перевязь, вот так, — я показал, как должна быть расположена рука пострадавшей. — Всё, идите. И детей тоже забирайте. Нечего им здесь делать.
Отдав Верке распоряжение, я посмотрел в лица замерших женщин, и одного молодого парня. Одни смотрели на меня в ожидании, другие… впрочем, тоже чего-то ждали.
Я растерялся. Став полноправным хозяином этого небольшого кусочка земли, я взвалил на себя не только право карать и миловать, но и большую ответственность за жизнь, и судьбу проживающих со мной людей. Вся теория, выдвинутая мной ранее, об организации буфера безопасности, полетела к чёрту. Какая ещё безопасность? На плечи лёг груз проблем, под которым можно с успехом похоронить, не только душевное и физическое здоровье, но и жизнь.
— И куда вас теперь девать в таком количестве? — этот вопрос я адресовал пятерым «новеньким», стоящих особняком под охраной Нади. Новенькие не ответили, а лишь растеряно смотрели на меня, и у всех на лицах читался лишь один вопрос — что с нами будет?
Загружу их пока работой. И им понятнее, и мне спокойнее. На сегодня никаких крайних мер, типа — помывка в бане, предпринимать не буду. Пускай успокоятся сначала. На их головы, и так свалилось много неприятностей, не буду усугублять.
— Немо, тащи из сарая тележку… рядом посмотри, эти сволочи, всё оттуда выволокли. Надь, организуй барышень, и выкиньте труп в Яузу, потом помогите Немо. Надо погрузить добычу, разделать её и…, — что надо делать дальше с этой горой мяса я не знал, — … и всё остальное. С Веркой посоветуйся, она лучше знает. И со шкурой осторожнее, у меня на неё большие планы.
Работа закипела. Надя знала, что делать, и без лишних слов навела порядок во вверенном ей хозяйстве.
А я тем временем, подхватив молодую маму с двумя детьми, пошёл перераспределять жилые места. В шатре я расположил её на одной кровати, и подхватив не хитрый скарб Евы, пошёл в дом.
Вера пристраивала забинтованную руку пострадавшей в свёрнутую жгутом мамину косынку.
— Ева, с сего дня перебираешься в дом. Будешь жить с детьми на веранде, там теперь места много. — Я немного подумал, и добавил, — если хочешь, можешь перебраться на второй этаж, мы с Надей потеснимся.
Ева, морщась от боли, хлопала глазами, не очень понимая, что я от неё хочу.
— Вер, переведи, а. И займитесь, наконец, с ней языком, разговаривать же невозможно.
Вера, закончив с рукой Евы, посмотрела на меня, и стала загибать пальцы.
— Врачевание — Вера, готовить еду — Вера, Немо, глупый мальчишка, тоже на мне. Алекс, ты очень многого хочешь от маленькой девочки. Наде скажи… — на последней фразе, Вера запнулась. До неё дошло, что у Нади сейчас не менее напряжённая работа. Управляться с пятью взрослыми женщинами, трое из которых старше Нади лет на десять, не очень просто. Дамы такого возраста не привычны, выслушивать команды от младших, а наоборот.
— Хорошо Алекс, я постараюсь, но и Надька пусть тоже помогает.
Ева подпрыгивала на стуле от нетерпения, выслушивая наш диалог. Глазки загорелись, щёчки зарделись, и посматривают через моё плечо в сторону веранды. А может и лестницы, она как раз на веранде находиться.
— Ладно, Вер, пойду я, покажу Еве её новое место жительства…
— Ты её в доме хочешь поселить?
— Хочу. Двух мамаш с детьми в шатре разместить надо.