— Зачем они тебе? — удивилась Вера.
— Так надо Вер. И давай не будем обсуждать это, я устал.
— Хорошо, — Вера покорно склонила голову и вышла на улицу.
Ева, выбрала второй этаж. Зря я это предложил. Вместе с Евой переберутся и её близнецы…. Вот это будет шухер! Но, сделанного не воротишь, а вождь, то есть я, должен отвечать за свои слова. Иначе грош мне цена. Сам буду держаться этого принципа, и других к этому приучать буду. Особенно Немо.
Проснулся утром разбитым и не выспавшимся.
Легли мы поздно. Поначалу ворочали мебель, где я по состоянию здоровья, только «водил рукой», а Ева, давала советы. Немо с Верой, а позже и присоединившаяся Надя, сбивались с ног, таскали с место на место стол, диваны, стулья, коробки с бумагой и оргтехникой и никак не могли угодить мне или молодой маме.
Потом задали перцу близнецы. Пришлось брать ремень. Но на этом приключения не закончились. С соседнего дивана, где спала Надя, послышались всхлипы.
— Ты, что, Надюшь? Что случилось? Кто тебя обидел?
Надя повернулась ко мне и, вытерев рукой слёзы, снова разревелась.
— Ты не хочешь быть моим мужчиной. Ты выбрал Еву.
Упс! Началось.
— Ну, что ты, моя девочка. Я выбрал тебя первой. Ты моя самая любимая женщина. Честно, честно.
— Зачем тогда поселил её здесь?
Вопрос сложный, но ответ на него предельно простой. Я люблю обеих. Но…. Надя ещё ребёнок, а Ева, уже взрослая женщина. Как объяснить это маленькой девочке, у которой в роду-племени, не было такого понятия, как педофилия? Сослаться на её возраст? Не поможет. Местные аборигены пользовали девочек сразу, как только у них начинала идти кровь.
Достаточно вспомнить, двух спасённых, молодых мамаш. Сколько им лет, если перевести на земные мерки? Тринадцать? Двенадцать? А может одиннадцать? А Наде? Выяснить возраст пока не удаётся. Эта ветка гоминид ещё не придумала календаря, и не занималась такой ерундой как отслеживанием годового цикла местного светила. Издревле, ещё от обезьян повелось, местные жители живут одним днём. Зачем думать о том, до чего не доживёшь?
Нет, не поняла бы меня Надя.
И лечь с ней в постель как муж я не могу. Воспитание не позволяет, и этические нормы моего мира перенеслись вместе со мной.
— Слава богу, не все, — перед глазами встал зарезанный мной Изыр, и забитый насмерть Омум. Никаких угрызений совести я не испытывал. Была бы возможность их воскресить, я бы сделал это с удовольствием, что бы ещё раз отправить к праотцам.
Заповедь «Не убий», для этого мира, это роспись в слабости, и в собственном смертном приговоре. К тому же, она не отвечает моим диктаторским потребностям. Мне больше импонирует более прагматичный подход — воздать по делам. А, что? Практично и справедливо. Если ты хороший человек, то мы к тебе со всей душой. Дадим и кров, и защиту, и дело по душе подберём. Если же ты гнида, и держишь камень за пазухой, не обессудь, получишь тяжёлым по голове, и будешь выброшен в реку. Третьего не дано. Тюрьмы я строить не собираюсь.
Так вот, и Изыр и Омум, не считали, что сделал что-то неправильно, для них это было обыденностью. И оставь я их в живых, они сделали бы это снова и снова. Они бы насиловали, грабили и убивали, доказывая своё право, силой. И остановить их могла только сила. Грубая, яростная, кровавая, которая решила их судьбу раз и на всегда.
От этих мыслей стало муторно на душе. Я не защитил своих женщин, ни одну, ни вторую, а банально подставил мальчишеской выходкой, и внушённой в старом мире «любовью к ближнему». После чего валялся в отключке, несколько дней.
Подвинув Надю к стенке, я лёг рядом, и плохо слушающимися руками прижал её к груди.
— Спи, моя самая распрекрасная женщина, — я поцеловал её в лоб, и уткнулся носом в её волоса, пахнущие каким-то настоем из местных трав. Это девушки во главе с Евой, стали придумывать заменители кончившемуся шампуню. Мылились эти «шампуни» плохо, зато пахли приятно.
Пригревшись, Надя уснула, а я нет. Сон под тарахтение отбойного молотка, не шёл. Это захрапела Ева. Не так сильно как мой отец, но спать всё равно мешала.
Может выселить её на веранду? Нет. Дал слово — крепись, а не дал — держись.
Сколько же сейчас время? Наручные и настенные часы, я давно перестал переводить, и отмеряю время, исключительно по солнечным часам, если погода позволяет. А погода, последние дни стоит солнечная и жаркая. А по утрам, всё чаще выпадает роса, и становиться прохладно. Климат, здесь, по моим наблюдениям континентальный. Не резко, как в Сахаре или в Средней Азии, а как в российском Поволжье, но более тёплый. Впрочем, какая здесь бывает зима мне не известно. Термометров у аборигенов не имеется, и узнать какие здесь бывают температуры, не представляется возможным. Надо ставить службу метеонаблюдений. Но это потом.
А сейчас на носу дела более насущные, и приземлённые.
Молодые мамы, расположенные в шатре, кормили детей, подставляя им тощие груди. Молока у них, было не много, сказывался ранний возраст материнства, и постоянное недоедание. Груднички были худыми, и каждый раз капризничали, умывая чумазые рожицы слезами, когда молодые мамы отрывали их от груди, кривясь от боли.
Я засмотрелся. Картина под названием — страдающие девы Марии. «Кормящие», оставил за скобками. Это самоистязание никак не походило на пасторальную сцену с изображением кормящей мамы и ребёнка.
Вот и имена нарисовались для страдалиц. Одну я назвал именем богородицы на русский манер, Машей, а вторую для созвучия — Дашей. Красиво, и по местным меркам изыскано.
С именами здесь какой-то напряг. Имена есть только у мужчин, а женщинам почему-то не положено. Мужские имена, тоже образчик далеко не изящной словесности. Например, «девичье» имя Немо — Пыр, что в переводе на русский, означает, нечто вроде «пердуна». Почему его так назвали, Немо не сознаётся. Он не очень любит отзываться на своё старое имя, и с большой охотой откликается на новое. А с Лёликом и Боликом, я немного напортачил. Им ещё рано иметь собственные имена, как непрошедшим обряд посвящение в охотники. Но меня этот факт нисколечко не тронул. Только голову пришлось поломать, представляя отчества будущих детей близнецов. Боликов или Лёликовна? Не звучит. Ладно, исполниться по четырнадцать лет, дам новые имена. Не будут портить жизнь их детям, идиотскими прозвищами. А ещё фамилии придумать надо. По роду занятий. Например, Плетнёвы. От слова «плести». В Еве, прорезается знатная мастерица, даст бог и мальчишки многому от неё научатся, а может и по своей стезе пойдут. Кто знает, как жизнь повернёт.
Да, и окружу себя русскими людьми, говорящими на моём языке, носящие, привычными для меня именами и фамилиями…. И если получится, начиная с маленьких детишек, буду прививать наш менталитет.
Из бани раздался шум. Вчера там разместили трёх женщин, и для надёжности заперли. Сейчас там, творился бедлам.
Дойдя до вздрагивающей деревянной двери, я отодвинул щеколду и, отойдя чуть в сторонку, открыл дверь. Вдруг, какая ни будь бяка случится.
Как в воду глядел.
Вслед за открываемой дверью, из предбанника выкатился грязный комок, и растянулся на щебёнке у моих ног. Из тёмного проёма, высунулась рука, схватилась за дверную ручку, и дверь перед моим носом, захлопнулась.
— Во, блин, — челюсть закрылась не сразу, а лишь когда выкатившаяся из бани девица начала шевелиться. — И чего здесь происходит?
Помогать даме, подняться на ноги я не стал. Мыла нет. Руки потом не отмою.
Обойдя сидящую на коленях скво, я открыл дверь, и тут же получил в лоб. Однако! На ногах устоял, но от звёздочек, что заплясали в глазах, можно было прикуривать, если бы было что.
Ну, ничего, я отмстю, и мстя будет страшна.
— Оах, — расслышал я удивлённый возглас, и две тёмные тени дружно и с энтузиазмом начали забиваться под лавку, активно отталкивая друг, друга локтями.
— Отставить ломать мебель, — я подошёл к торчащим из-под скамейки голым задницам, и отвесил по каждой пинка. Не сильно, но убедительно. Однако, мстя была сладка!