– А звучит именно так, словно ты мне запрещаешь. – Элиас ухмыльнулся, потом сел на мою кровать. – Слушай, не парься ты так. Все будет хорошо.
Я повторила свой вопрос. Он цокнул.
– Просто хотелось познакомиться. К тому же мы соседи, – наконец ответил парень, но меня его ответ совсем не устроил. Я его не засчитала. – Рано или поздно познакомились бы. Вот и все.
– Неправда. Кто станет заниматься подобной ерундой?
– Я стану. Ты меня совсем не знаешь, восточная красавица. Я всю жизнь ерундой занимаюсь.
Мне тут же вспомнился его рассказ о шраме. Невольно взгляд опустился к тому месту, где он находился, и я ощутила резкое желание перестать ему грубить.
Так я, в общем-то, и сделала.
– Сядешь? – спросила я, вставая. – У нас же будет занятие?
– Конечно, будет. Не зря же я рисковал своей головой. Хотя, учитывая, что твой отец не араб…
– Элиас! Хватит! – Неожиданно для себя я позволила резкости вновь завладеть моим языком. – Ненавижу, когда ты пытаешься…
– Выставлять арабов какими-то дикарями, которые головы отрубают?
– Да! Меня это ужасно бесит.
– Прости. Просто я так слышал. Что, если отцы своих дочерей видят с другими парнями, то это обязательно карается смертью парня.
Я закатила глаза от такой наивности. А еще от того, что он и в самом деле так считал, а не просто шутил.
– Эти небылицы придумали дегенераты, – сказала я, попутно доставая из рюкзака учебник по подготовке к экзамену. – Не нужно верить всему, что ты слышишь.
– А как в твоей религии относятся к отношениям?
– В исламе отношения могут быть только между мужем и женой. Никаких свиданий и парочек.
– А как же знакомство? – Элиас все еще сидел на моей кровати, но теперь чуть подался вперед, приняв ожидающую позу. – Вы что, реально замуж выходите или женитесь на человеке, которого совсем не знаете?
– Для этого есть специальные свидания. При свидетелях.
Я продолжала терпеливо отвечать на его вопросы. Когда меня спрашивают об исламе, сложно устоять перед соблазном рассказать о своей вере человеку, совсем в ней не разбирающемуся.
Мне нравилось, что Элиаса интересовали эти вопросы.
– Что значит «при свидетелях»? – нахмурился он. – А что насчет поцелуев? Целоваться что, тоже при свидетелях? А если не хочешь при каких-то левых чуваках?
Я вмиг раскраснелась, как спелый помидор. Щеки горели настолько сильно, что впору было потрогать лоб и убедиться, что это не температура.
Меня хватило лишь для того, чтобы сказать:
– Я не думаю, что ты задаешь мне этот вопрос всерьез.
Элиас улыбнулся и махнул рукой.
– Да, я прикалываюсь, восточная красавица. Понятное дело, что вы не целуетесь. Раз встречаться нельзя, то целоваться тем более.
– Тогда больше не задавай мне таких вопросов. Даже если по приколу.
Его выражение лица в миг сменилось. Теперь он не выглядел так, будто готов еще о чем-нибудь пошутить.
Элиас поднялся с моей кровати и медленно приблизился. Я сидела за столом спиной к нему и листала учебник, но мне не удалось проигнорировать запах свежести, который всегда исходил от него. Он будто каждый день купается со стиральным порошком – вот какой чистотой от него веет.
– Я сделал что-то ужасное, Ламия?
Меня его вопрос удивил. Потому что задал он его очень-очень серьезным тоном.
– Что? – Я повернулась к нему, и теперь мне пришлось приподнять голову.
– Когда пошутил про поцелуи. Это было отвратительно с моей стороны?
Меня все еще удивляло его нескрываемое сожаление и осторожность в голосе. Я даже не сразу нашлась с тем, что ответить.
– Извини… Мне, наверное, нужно держать язык за зубами чаще. Я очень не хочу тебя как-то обидеть или задеть, поэтому… Если что не так, можешь сразу мне по носу дать, о’кей? Я вполне серьезно. Не жалей меня и всегда указывай на границы, потому что у меня их просто нет.
Я снова вспомнила о шраме, о боли, которую он испытал, и в совокупности это все произвело на меня неизгладимое впечатление. Если быть точнее, я испытала сильное желание его пожалеть. Сейчас, когда он смотрел на меня этими глазами, в которых читалась искренняя надежда, мне пришлось вспомнить его детство и тот ужасный случай.
Я была бы полной гадиной, если бы продолжала на него сердиться.
– Все в порядке, Элиас, – наконец все обдумав, ответила я. – Все хорошо. Тебе незачем извиняться.
Он задумчиво улыбнулся, посмотрев мне в глаза настолько пронзительно, что я начала теребить свои штаны под столом. А потом тихо и спокойно, но все с той же улыбкой, сказал:
– Называй меня по имени чаще. Ты единственная, от кого мне нравится его слышать, Ламия.