Я прижалась к стене, и страх почти стерся. Я оказалась под защитой, в которой так долго нуждалась.
Драка, происходящая прямо у меня на глазах, казалась замедленной. Я словно смотрела фильм, записанный на старую, давно пылящуюся где-то среди такого же старья кассету. Картинка размытая, смазанная и отдаленная.
Моментами, когда Элиас или Честер замахивались, чтобы ударить, мне казалось, что я сплю. Я не могла поверить, что кто-то действительно за меня заступился, что кто-то готов за меня драться.
Это невозможно.
Но так и было.
За меня дрался один из самых популярных парней школы, почти навалял другому популярному парню. А все вокруг смотрели и наслаждались зрелищем, пока во мне бурлила ненависть.
Но вот, заставив шоу завершиться, дверь вдруг громко хлопнула. Я решила, что это другие подростки, которые задержались в любимой столовой, но последовавший за этим голос опроверг мои догадки.
– Что здесь происходит?!
Я вздрогнула, отходя в сторону и давая пройти вглубь кабинета миссис Дейфус. Вид ее был, как всегда, строгим до невозможности и очень-очень недовольным. Наверняка она не из тех директрис, кто готов терпеть подобное у себя в школе.
– Мистер Конли! – прикрикнула она.
Но Элиас обратил на нее внимание не сразу. Сперва ей пришлось еще несколько раз прокричать его имя. И только тогда он нехотя отстранился от избитого Честера.
На нижней губе у него красовалась ссадина, из которой текла кровь, пачкая и пол, и одежду. Он вытерся рукой и встал.
– Живо в мой кабинет! Оба!
Я сжалась в комок. Смысла оправдывать Элиаса не было. Скажи я ей, что он просто заступался за меня и предотвратил ужасное, она наверняка просто фыркнула бы и продолжила его отчитывать.
Поэтому я трусливо молчала.
– И вы, мисс Уайт, – вдруг сказала миссис Дейфус, и у меня подкосились колени. – Вы тоже пойдете с нами. От вас слишком много проблем.
Она хлопнула дверью, выйдя из кабинета.
Тишину прервали перешептывания. Элиас тяжело и громко дышал, равно как и Честер. Только вот вид у Честера был куда паршивее.
– Мы еще не закончили, сукин сын, – прошипел Бака, глядя на того, кого раньше считал другом.
– Это я еще не закончил с тобой, – зло кинул в ответ Элиас, и я не узнала его голос.
Честер вышел из кабинета вслед за директрисой.
Элиас же повернулся ко мне с лицом, искаженным тревогой.
– С тобой все хорошо, Ламия? – Голос звучал неожиданно тихо и заботливо, уже не так, как всего мгновение назад. – Скажи правду. Они успели… что-нибудь…
– Нет, – отрицательно покачала головой я. – Ничего они не успели.
Он кивнул. Скорее сам себе, наконец, удостоверившись в том, что я в порядке.
Мне захотелось разрыдаться прямо перед ним.
Но он снова разозлился, когда взглянул на подростков, все еще сидевших за своими партами. Его взгляд уперся в Руфа.
– Каждый из вас пожалеет о том, что произошло в этом кабинете, – процедил он сквозь зубы. – Каждый. Я об этом позабочусь.
Я опустила взгляд на карандаш, который Элиас достал из заднего кармана. Он заляпал его кровью, которой были перепачканы пальцы. Но тот конец карандаша, что смотрел в мою сторону, был чист.
Я взялась за него.
Это наша договоренность. Наша единственная физическая связь.
Мы вышли из кабинета и двинулись по тихому коридору к лестнице. Дошли до скамьи, стоявшей возле двери в кабинет миссис Дейфус, и обнаружили там Честера. При виде нас он сморщил окровавленный нос и сжал челюсти от злости.
– Мистер Бака, начнем с вас, – произнесла выглянувшая из кабинета директриса.
Он вошел внутрь. Мы с Элиасом сели на скамью.
Я не осмеливалась заговорить. Меня обуревали неловкость, стыд и страх одновременно. Грудь все еще теснило желание зарыдать, как маленькая девочка.
Прежде никто и никогда не доходил настолько далеко. С головы не пытались сорвать хиджаб, не собирались даже пальцем ко мне прикасаться. Нападки всегда ограничивались одними угрозами и насмешками, и потому осознание произошедшего заставляло меня мысленно биться в истерике с удвоенной силой.
– Мы придумаем что-нибудь, – вдруг сказал Элиас.
Я подняла глаза.
– Что?
– Мы что-нибудь придумаем, – повторил он. – Я не хочу оставлять все как есть. Чес всегда был не прочь творить беспредел, но сейчас… Сейчас это другое. Не могу все так оставить.
Мне хотелось его благодарить сотню раз подряд. За свое спасение, за заступничество, которого никогда прежде в моей жизни не было. Больше всего на свете хотелось его обнять. Крепко обнять, выказывая благодарность через прикосновение.