За неделю ничего не изменилось. Те же лица, тот же шум, та же ненависть как с моей, так и с их стороны.
Я сняла намокший от дождя капюшон и потерла слегка раскрасневшийся от холода нос, подходя к своему шкафчику. Его шкафчик был рядом, но я постаралась затмить эти странные навязчивые мысли, которые возникли ужасно некстати.
Вдали я заметила своих друзей. По крайней мере, я продолжила их таковыми считать. И они меня тоже заметили. Однако их шаги навстречу мне были такими неуверенными, что я на какое-то время посчитала себя страшным чудищем, к которому и подойти страшно.
Впервые за долгое время я улыбнулась. А они облегченно вздохнули.
– Привет, Руби, Рэй, – поздоровалась я.
Друзья смущенно переглянулись и слегка удивились.
– Привет, – ответила Руби. – Мы очень рады, что ты снова с нами, Ламия… А ты…
– У меня все чудесно! Люблю жизнь и каждого в этой школе.
Мои слова удивили их еще больше. Теперь они смотрели на меня, как на полоумную. Хотя… почему «как»? Таковой я и была.
– Знаешь, Рэй почти у всех отнял те снимки и выбросил в мусор, – поспешила сказать Руби. – Перед этим хорошенько разорвав, конечно.
А мне действительно стало вдвое легче, хоть я считала, что мне уже все равно.
– Если я вдруг увижу у кого-то еще, то обязательно заберу, – добавил Рэй. – Так что не беспокойся об этом.
– Спасибо, – проговорила я вполне искренне. – Спасибо вам обоим.
А потом я схватила учебник, тетрадь, попрощалась с друзьями и двинулась прямиком в кабинет мистера Хэммингса. К очередному стукнувшему меня по голове живому напоминанию об Элиасе. Мне на миг стало интересно, слышал ли он о случившемся? Последовал ли разговор с пасынком?
Но доверять теперь не хотелось никому. И учитель тоже попал в этот список.
Я вошла в кабинет намного раньше, чем должен был прозвенеть звонок. Но мужчина уже сидел там.
– О, мисс Уайт, доброе утро! – поприветствовал меня он.
Я прошла к своей парте и постаралась не смотреть на стул, стоявший по соседству.
– Доброе, мистер Хэммингс, – ответила я. Внутри теплилась надежда, что он не станет продолжать и ограничиться одним своим приветствием.
Но не тут-то было.
– С вами все хорошо? Вы отсутствовали в школе целую неделю.
– Да. Теперь все хорошо… Мне просто нездоровилось. Наверное, отравилась чем-то.
– Грустно слышать. Надеюсь, теперь вы чувствуете себя гораздо лучше.
Отвечать я не стала. Случившееся подтолкнуло меня перестать обращать внимание на глупости и заняться исключительно учебой. Это я и пыталась делать, когда начала читать напечатанный на страницах текст.
Но мистер Хэммингс, похоже, не хотел оставлять меня в покое.
– Мисс Уайт, я слышал, что произошло неделю назад.
– Да? – Я изобразила удивление, хотя саркастичная интонация была слишком очевидна, чтобы списать ее на шутку. – И как вам? Понравилась история?
Я всего на секунду подняла глаза, но увидела, как учитель нахмурился, беседуя со мной. Как лицо его приняло выражение, заставившее меня посчитать себя, вероятно, самым жалким существом на планете. Только на таких существ смотрят с такой невообразимой жалостью в каждой морщинке лица.
– Мне очень-очень жаль, мисс Уайт. Это было отвратительно. Невероятно ужасно.
– Да-да. А теперь позвольте мне заняться уроками. – Не ожидав такой грубости с моей стороны, мистер Хэммингс слегка опешил, а я успела возрадоваться, что теперь-то он оставит меня в покое.
И я оказалась права. Оставил. Но вот в кабинет начали входить ученики.
– Мистер Хэммингс, как дела? – произнес один.
– Вы видели, какую крутую вечеринку готовят ребята из организационного комитета?
– Да, мистер Тобин, видел, – улыбнулся в ответ учитель. – Выпускной у вас выдастся замечательный.
– Не то слово!
Я сделала глубокий, но незаметный вдох, когда рядом появилась тень. Она превратилась в самый настоящий силуэт, а потом его обладатель сел на стул за соседней партой, бросив рюкзак рядом. Старалась не смотреть, не поворачивать голову и не делать себе еще больнее.
Осталось всего ничего. Каких-то жалких семь дней. Неделя. И все это кончится.
Итак, Элиас сидел за соседней партой.
Я подумала, что он может выдать что-нибудь такое, что заставит меня подняться и отвесить ему пощечину. Если такое вдруг случится, на этот раз я не пожалею сил.
Но, как оказалось, заговаривать со мной он не собирался. Его голова лишь временами поворачивалась в мою сторону, будто он хотел что-то сказать, но не осмеливался. Если это так, то я могла радоваться. Теперь-то мне хотелось, чтобы все меня побаивались. Особенно Элиас.