– Упс, прошу прощения, – сказал незнакомец, когда я повернулась в его сторону.
Я не уловила в его голосе сарказма или насмешки, которую ожидала услышать. Наоборот. Он вполне искренне, с легкой иронией извинился.
– Чес, глянь-ка, – хлопнув внешней стороной ладони по ребру друга, произнес он.
А еще, кажется, он не удивился моему виду, будто каждый день видит девушек, облаченных в шарф.
– Чумовой прикид, цыпочка, – произнес его собеседник. Он внимательно рассматривал меня, явно потешаясь.
– Да уж, – отозвался первый. – Не каждый день такое тут видишь.
А я, наверное, раскраснелась. Но не от смущения, а из-за очевидного напряжения, которое стало моим верным спутником еще года два назад.
Двое парней, хорошо одетые, опасно привлекательные, кажущиеся старше меня, открывали свои шкафчики, и я ужаснулась тому, что соседствую с ними. Спросите, почему опасно? Да потому что так выглядят только «крутые ребята». Своего рода элита. А от таких ничего хорошего ожидать не приходится.
Парни почти сразу забыли обо мне и громко обсуждали какие-то матчи, концерты рок-групп, новости о последних автомобильных новинках и прочие мальчиковые темы, а я постаралась внимания на них не обращать и вновь вернулась к полкам.
Когда они собрались уходить, тот, что цыпочкой меня не называл, вдруг повернулся и напоследок сказал:
– Добро пожаловать, восточная красавица.
И улыбнулся.
Обычно люди награждают меня косыми взглядами или даже открытым возмущением, но я не думала, что одна-единственная улыбка незнакомца может поднять мне настроение.
Тот, имя которого было Чес, шутливо толкнул друга в грудь, выкрикнув какое-то безобидное ругательство, и, больше не взглянув в мою сторону, они ушли дальше по коридору, заставляя меня неотрывно пялиться на их отдаляющиеся фигуры.
Я была в недоумении: и что это значит?
Обеденную молитву в школе я так и не совершила. Из-за трусости и нежелания вновь услышать в свой адрес какие-нибудь колкости.
Сначала я пыталась называть это иначе, ведь трусость было не совсем подходящим в моем случае словом, но решила оставить все как есть.
Влетев домой, я тут же прочитала намаз зухр[9], но в тайне от мамы, потому что не хотела ее расстраивать. Кроме того, мне было за себя стыдно.
За ужином, состоявшим из традиционной арабской приправы в виде пасты из перца, сирийского печенья к чаю, салата табуле[10] и таваю[11] в качестве горячего блюда, собралась вся моя небольшая семья: папа во главе стола, справа от него мама, а остальные два места заняты мной и Кани. Мой младший брат по обычаю сметал все, что клали на его тарелку, запивая еду большим количеством воды. Несмотря на то что мама – весьма умная женщина, проводившая достаточно много времени за изучением книг о здоровом питании, – строго поглядывала в его сторону каждый раз, когда мальчишка хватал стакан, его совсем это не смущало, а будто даже наоборот, подзадоривало.
Я же не притронулась к своей порции. И все это, конечно, заметили.
– Как прошел твой день в новой школе, Ламия? – спросил папа, отложив вилку в сторону.
Я пожала плечами вместо ответа. Это означало «средне».
– Подружилась с кем-нибудь?
– Да, – вспомнив о Руби, выдала я.
– Здорово. – Папа улыбнулся и вернулся к еде: разговор по душам с дочерью можно считать завершенным. – Это очень хорошо.
А мне так не казалось.
Когда я все же заставила себя положить в рот немного салата, пришлось хорошенько постараться не обращать внимания на изучающий взгляд мамы. Так взволнованно она смотрела только в особых случаях, и обычно это предвещало серьезный разговор.
Поэтому, когда мама аккуратно вытерла рот салфеткой и встала из-за стола, попросив меня пройти с ней во двор, я уже не была ни удивлена, ни встревожена.
– Кани, после ужина сразу ложись спать, – сказала она. – Завтра тебе рано вставать.
– Хорошо, умми[12], – с набитым ртом отозвался Кани. – Спокойной ночи.
Мама улыбнулась ему и вышла из кухни. Я последовала за ней.
Во дворе, уже накрытом простыней ночи, пахло весной. Цветы, которые наверняка сыграли большую роль, когда мама листала список наших потенциальных новых домов, уже начали выбираться из земли, готовясь засыпать собой весь двор к приближающемуся лету. А еще у нас имелась небольшая деревянная беседка, под которой можно было выпить чаю в какой-нибудь особенно теплый денек. Именно к этой беседке двинулась мама. На столе уже стояли две чашки, термос и тарелка с печеньем. Значит, мама готовилась к этому разговору заранее.