– Ты, что, накричал на меня?
– А ты, что, не поняла? – теперь пришла его очередь смотреть на неё, открыв рот. – Я тебе предложил заткнуться.
– Меня внизу ждет такси, – вернулась она к начатому раньше разговору.
– Отпустишь. Я сейчас отвезу вас сам. И не смей дома орать на ребенка. Руками тоже не махай. Хорошо меня поняла?
Она ничего не ответила. Когда они вышли из подъезда, то Игорь, как и ожидал, увидел на заднем сидении такси верную Розу. Он подошел к своей машине и открыл дверцу. Карина остановилась, по всей видимости, решая, в какую из машин ей садиться. Танюшка подошел к отцу.
– Карина, давай будем цивилизованными людьми, – предложил Игорь. – Садись в машину.
– Там Роза.
– Ну, если тебе Роза важнее, садись в такси. Я Танюшку сам отвезу.
Карина подошла к такси и что-то сказала Розе, что именно, он не разобрал. Потом она села на заднее сидение его машины рядом с Таней. Такси ехало следом за ними. Присутствие Розы, хоть и на расстоянии начинало выводить Игоря из терпения. Всю дорогу они молчали. Уже почти возле дома он спросил:
– Карина, может быть, стоит не слишком прислушиваться к мнению подруг, а подумать о Тане и маме? Может быть, нам стоит помириться?
– Вот ещё новости! – снова взорвалась Карина. – О чем ты говоришь? Ты слишком много берешь на себя!
– Это ты слишком много берешь на себя.
– Я не желаю иметь с тобой ничего общего!
– Не получится. У нас общий ребенок.
– В таком случае, я постараюсь побыстрее найти себе другого мужа и у неё будет другой отец!
– Господи! Да ты хоть при девочке такой ерунды не говори!
– Вот посмотришь! А за твою сегодняшнюю выходку я с тобой ещё рассчитаюсь!
Возле подъезда ждали Галка и Мара. Это тоже не оказалось для Игоря новостью. Из такси выскочила Роза. Игорь вышел из машины. Дальше всё произошло с поразительной быстротой. Карина схватила Танюшку за руку и бросилась с ней в подъезд. Когда Игорь хотел зайти за ними следом, путь ему преградили верные подруги. Они его не просто отталкивали, а сопровождали этот процесс отборной бранью. Ко всему ещё Роза оцарапала ему щеку. Не успевший уехать таксист остановил машину и смотрел на эту потасовку с явным любопытством. Потом он не выдержал, высунулся в окно и спросил:
– Мужик, тебе помочь?
– Не стоит!
Этой паузы было достаточно, чтобы женщины скрылись в подъезде и захлопнули дверь, в которую Игорю теперь только и оставалось, как Карине, стучать ногами. Это было бы слишком глупо и последствия могли быть самыми непредсказуемыми. От досады он даже сплюнул себе под ноги и пошел к машине. Таксист подошел к нему и спросил:
– Баба твоя?
– Моя, – устало вздохнул он.
– А это что за стерва с ней была? Всю дорогу такие маты слушал, каких и не придумать. Орали, девчонку ты у них украл.
– Подружка, – поморщился Игорь. – Никого я не крал. Дочка ко мне утром с собакой прибежала.
– Ты смотри, тебе лицо кто-то подрал.
– Спасибо, – он взглянул в зеркало, достал платок и вытер со щеки кровь. – Она расплатилась?
– Нет. Эта, когда тебя увидела, сказала, что ты расплатишься.
– Тогда извините за неё, – Игорь достал бумажник. Теперь ему было стыдно ещё и перед таксистом.
– Да ничего, бывает. А вообще, таких стерв кулаком учить нужно.
Глава 8
В тот день Игорь приехал на работу мрачнее тучи. По какому-то пустячному вопросу его вызвал к себе Матюхин. Потом, скорей по привычке, предложил выпит кофе. Уже когда Игорь собирался выходить от него, он поинтересовался:
– Игорь Михайлович, а что это у вас с лицом? Вроде бы щека оцарапана?
– Так, по случаю, – уклончиво ответил Игорь.
– Снова ваша женушка веселиться?
– Считайте, что да.
– Сочувствую вам, – в его взгляде действительно читалось искреннее сочувствие.
На следующий день, когда Игорь выходил из дому, чтобы отправиться на работу, к нему подошел милиционер, представился, показал удостоверение и очень вежливо попросил пройти с ним. На вопрос Игоря, что случилось, милиционер ответил, что он узнает всё на месте. Игорь предложил воспользоваться своей машиной. Милиционер охотно согласился. Всю дорогу Игорь гадал, чем же он мог привлечь внимание правоохранительных органов. Вроде бы всё у него было в порядке, даже правил дорожного движения он в последний год не нарушал. Свидетелем каких-либо неприятных инцидентов он тоже не был. Соседей, вроде бы не грабили. Да и соседей своих он знал не особенно хорошо, разве что Егора Савельевича.
Что бы Игорь не пытался предположить, но то, что произошло на самом деле могло нарисовать только очень больное воображение. В милиции он узнал, что Карина написала заявление, будто бы он пытался похитить дочь, запугав её до полусмерти, избил её, пытался натравить на неё собаку, ну ещё многое в том же духе. В качестве свидетелей выступали Роза, Галка и Мара. Игорь настолько был ошеломлен, что сначала не мог двух слов связать. Наверное, оставалось посочувствовать тем работникам милиции, которые занимались почти полдня решением чужих семейных проблем. Хорошо, что Игорь вспомнил о Егоре Савельевиче, шефе и таксисте. Оказалось достаточно одного Егора Савельевича.
Не известно, на что надеялась Карина и, научавшие её, верные подруги, когда затевали свою грязную игру, но у них ничего не вышло. Вернее, вышло не совсем то, чего они хотели и не совсем так, как ожидали. Всё происшедшее повергло Игоря в такой шок, что, выходя из здания милиции, он не замечал ничего вокруг себя. Было одно навязчивое ощущение, впервые пришедшее накануне, – он попал в трясину и выбраться ему уже не суждено.
На улице лил дождь. Игорь попытался вспомнить, где поставил свою машину. Оказалось, совсем рядом, на противоположной стороне, на небольшой стоянке. Нужно было только перейти дорогу. Он сделал шаг на проезжую часть и… Движущуюся машину Игорь заметил слишком поздно. Вернее, он даже не понял, что происходит: сознание словно раздвоилось, и каждая его часть воспринимала действительность сама по себе. Игорь даже не запомнил, успел ли услышать визг тормозов и ощутить удар. Потом ему говорили, что при желании он мог ещё успеть увернуться. Не успел. Даже не пытался.
Очнулся Игорь на вытяжке в травматологии с переломом правого плеча, руки, ноги, сотрясением мозга и ушибами позвоночника и почки. Потом сколько его ни спрашивали, как же всё произошло, он не мог объяснить. Когда его перестало сильно мутить, он левой рукой подписал какой-то документ, в котором говорилось, что претензий к сбившему его водителю, он не имеет. Игорь их действительно не имел, и документ подписал не оспаривая. Ещё к нему наведался работник прокуратуры, который поинтересовался, не оказывали ли на него накануне давления в милиции. Игорь его заверил, что давления на него не оказывали (впрочем, как оно и было на самом деле) и был несказанно счастлив, когда работник прокуратуры ушел.
После него наносить визиты Игорю было некому. Родственников у него не осталось. Ждать Карину не приходилось. Таню она, естественно, тоже не отпустила бы. Особенно близких друзей, кроме Лёвки, у Игоря тоже не было. В последнее время из-за житейских передряг он настолько ушел в себя, что окончательно отдалился от неслишком близких. Его общение сводилось всё больше к коротким случайным встречам, успевавшим закончиться парой стандартных вопросов, а то и приветствием, за которым следовало прощание.
По мере того, как проходила боль и дурман от обезболивающих препаратов, которыми Игоря щедро пользовали коллеги, с пугающей скоростью накатывалось чувство безнадежности и росла депрессия. Переломы, насколько Игорь что-то ещё помнил из курса травматологии, были, в общем-то, не опасными, хотя и неприятными: ему предстояло проваляться месяца полтора-два, а потом ещё довольно долго разрабатывать ногу и руку. Что могло измениться за эти два месяца, ему оставалось только гадать. Надежды увидеть дочь не было. Танюшка, скорей всего, даже не знала, что отец лежит в больнице. Ещё Игорь вспомнил о Фугасе, оставшемся в квартире. Что его ждало? Скорей всего, ему не суждено было дождаться хозяина. Кажется, это была последняя капля, которая заставила Игоря заплакать. Вернее, он даже не плакал. Слезы катились сами по себе, и он не мог их удержать… Это продолжалось почти всю ночь. На утро после этого Игорь почти замолчал. Теперь он отвечал на вопросы только «да» или «нет», не слышал увещеваний о том, что всё будет нормально, не хотел слышать, не мог…