О'Дэй сел на высокий табурет.
— Да, очень. Вы сегодня видели Веннера или его жену?
О'Шонесси покачал головой.
— Я их обоих не видел уже целый месяц. Мистер Веннер, бывало, часто заходил. Может быть, ему надоело это место?
О'Дэй закурил и спросил:
— Сколько он задолжал в баре?
О'Шонесси грустно улыбнулся.
— Он ничего не должен, мистер О'Дэй. Официально все должен я. Мистер Мануэлло не разрешает заводить здесь счета. Плати наличными. В ресторане иногда разрешается, а здесь — нет. Поэтому я уж как-то выкручиваюсь.
— Сколько он должен? — спросил О'Дэй.
— Пятнадцать с половиной фунтов, — ответил бармен. — Я надеюсь еще увидеть мистера Веннера. Я бы мог потерпеть с деньгами. Раньше он всегда платил.
— О'Дэй сунул руку в карман, отсчитал 15 фунтов и положил на бар. Еще положил фунт сверху и сказал:
— Десять шиллингов вам. Где Мэйбл?
— В комнате для дам, — ответил О'Шонесси. — Она достала новый набор косметики, американский: помаду «редвол» и все такое, и теперь она выглядит — нет слов.
— Передайте, что я хочу поговорить с Мэйбл. Я буду в дансинге, за столиком в углу. И закажите мне что-нибудь поесть, О'Шонесси, отбивные или что там есть, может быть, бифштекс. И для нее тоже.
— Хорошо, мистер О'Дэй.
Бармен исчез за дверью бара.
О'Дэй допил виски, вышел из бара и прошел через дансинг. Он сел на свое любимое место в углу и стал терпеливо ожидать.
Через некоторое время в другом конце дансинг-холла появилась мисс Мэйбл Бонавентюр и грациозно проплыла через пустой зал к О'Дэю. Проплыла — это отнюдь не преувеличение.
Мисс Бонавентюр была почти привлекательна, хотя все в ней было немного искусственно. Ее настоящая фамилия была Хиггинс, но Бонавентюр звучало гораздо лучше, тем более, что это означало, как ей сказали, «хорошее приключение». И она надеялась, что ее еще ждет какое-нибудь «хорошее приключение».
Выглядела Мэйбл почти экзотично, с застывшим выражением удивления на лице. Она была в узком черном вечернем платье с длинной шелковой бахромой внизу и с эполетами в золотых блестках на плечах. Ее поразительно белокурые волосы, как ни странно, были естественными — она не признавала красители для волос. Гибкая фигура с округлостями в нужных местах и многообещающая походка явно противоречили ее чрезвычайно рассеянному виду.
Еще одна необыкновенная деталь в мисс Бонавентюр — это ее голос. С вечера он был низкий, воркующий — голос благовоспитанной женщины. В ее интонации была легкая ирония, что, по ее мнению, являлось признаком аристократизма. Но по мере того, как вечер превращался в ночь, а ночь в утро, и мисс Бонавентюр нагружалась, как она сама выражалась, виски с содовой — этой основной опорой в ее жизни — воркование исчезало и появлялся акцент. В три часа ночи ее дикция становилась совершенно невообразимой. Сейчас она находилась в переходном периоде и поглотила к этому времени шесть больших бокалов виски. Когда она помнила о том, что надо ворковать, голос еще ворковал, но Мэйбл как раз начинала забываться.
Мисс Мэйбл выдвинула из-за стола золоченый стул, показав холеную руку с алым маникюром и дорогими, но искусственными украшениями.
— О! Неужели это Теренс! От души рада вас видеть снова, мистер О'Дэй, не могу передать, как я скучала без вас.
— Не старайся, Мэйбл, — сказал О'Дэй. — Хочешь перекусить? Сейчас принесут.
— Почему бы и нет? Я люблю поесть.
— Думаю, виски с содовой тоже не помешают, — сказал О'Дэй и подозвал официанта, который с отсутствующим видом подпирал стенку в другом конце холла.
Мисс Бонавентюр подняла изогнутую бровь и спросила:
— В чем дело, Терри? Если ты посылаешь за мной и ставишь мне ужин с выпивкой, то это значит, что у тебя есть ко мне дело. Впрочем, я совсем не возражаю против этого — ты мне нравишься.
— Так же, как тебе нравится мой компаньон, Ральф Веннер?
Мисс Бонавентюр так неистово закачала головой, что ее локоны, охваченные на затылке муаровой лентой, запрыгали из стороны в сторону.
— Он!.. Мне он совсем не нравится. Этот мужчина не в моем вкусе. Знаешь, что я думаю?
Она перегнулась через стол и устремила на О'Дэя широко открытые голубые глаза.
— Знаешь, что я думаю, Терри? — повторила она. — Когда я последний раз увидела этого человека, то сказала себе, что этот тип ни капельки не джентльмен. Вот что я сказала. Больше того, — она помолчала, словно утверждая факт мирового значения: — …больше того, я думаю, что я права. Я не люблю его.
— Послушай, что я тебе скажу. Я тоже не люблю его, по крайней мере сейчас. Он меня немного раздражает. Скажи, Мэйбл, когда ты видела его в последний раз, какой он был и о чем говорил?