Тайлер Спенс невыносимо страдал. Свои страдания он старательно пытался утопить в неизвестно какой по счету кружке ароматного крепкого эля, но те отличались завидной плавучестью и упорно не желали топиться. Спенс пьяно икнул и едва не расплескал хмельной напиток, со стуком поставив кружку на стол.
- Эй, хозяин! – заорал он, и перед атаманом разбойников мгновенно появился щуплый мужичок, нервно теребящий пальцами край передника. – Что за дерьмо вы тут подаете? Оно разбавлено!
- Простите, милостивый государь! – взмолился несчастный хозяин трактира, который в недобрый час привлек внимание жаждущего забытья Спенса. – Но это самое крепкое, что у нас есть... Просто господин, по всей видимости, не в том состоянии...
- Вот именно, что не в том! – разозлился разбойник, откидывая с глаз взмокшую черную челку. – А должен был быть уже в том! Под столом, в смысле! И не думать о...
Атаман осекся и сердито взглянул на трактирщика, будто бы тот был виноват во всех его бедах. Хозяин болезненно ойкнул и мгновенно испарился, но через секунду появился вновь, держа в руках объемистый запыленный кувшин.
- Вот, - отдуваясь, сказал он и поставил свою ношу на стол. – Самое лучшее.
Спенс одним махом осушил кружку, а затем щедро плеснул в нее из принесенного кувшина. Отпил. Крякнул. Задумался. А потом широким жестом отпустил трактирщика, который облегченно перевел дух. Ходят тут... всякие. Вина не напасешься.
А Спенс медленно потягивал сладкий вязкий напиток и сокрушенно качал головой, гадая за какие беды ему такая напасть. Светловолосая, сероглазая. С кудрями до плеч и тонким, словно девичьим, станом – не переломить бы. Да какое переломить? Таких на руках носить надо, да кончики пальцев целовать за одно то, что ходит по этой земле, дышит этим воздухом такое чудо. Он бы и целовал, да кто ж ему даст? Спенс себе цену знал: не ровня он, атаман пусть и самой удачливой в местных лесах шайки, графскому сынку.
Он его на охоте увидел. Ну, охотился, положим, старый граф, но и Спенс с дружками себе добычу высмотрели. Толстый барон, пыхтя и хрюкая, пытался взгромоздиться на норовистого коня, а тот взбрыкивал, да фыркал презрительно – вот еще, такую тушу на себе нести! Спенс с ним был согласен: не по седоку был конь. Красивый, порывистый, грациозный... Нельзя таких красавцев покупать, ой нельзя. Таких – только дарят тем, кто их оценить сможет. Кто в седле удержится и поводья не отпустит, когда понесет эту нечисть лихую. А вот такие жирные бароны...
Только Спенс собирался дать сигнал и пощипать уже ненавистного благородного дона, как к тому помощь прибыла. Вот тут атаман и умер заживо. Сердце так точно на несколько мгновений биться перестало. Это потом он уже узнал, что прекрасное его видение зовут Фабиан Этьен виконт де Пиррот. А тогда ему, совершенно ошалевшему, показалось что солнце покинуло свой небесный чертог и спустилось на землю. Божественное создание, улыбаясь – чертовому барону улыбнулся! – что-то сказал незадачливому охотнику, а затем придержал красавца-коня под уздцы, чтобы пыхтящий жиртрест сумел на него вскарабкаться. Очнулся Спенс лишь тогда, когда его настойчиво окликали приятели, непонимающие, почему упустили добычу. Атаман как-то отоврался, мол на засаду было похоже. Какая засада, в бога душу мать?! Проклял его кто-то, к попу не ходи. Иначе почему напасть эта золотоволосая ему ночами снится, да еще в таких снах, что впору мальчишеское несдержанное время вспомнить? С тех пор и пил Спенс, да все никак не мог заглушить даже самым крепким элем свои постыдные желания.
- А новость слышали? – звучно пророкотал за плечом чей-то бас. – Король-то наш фаворита от себя отослал. Видимо, не так сладка стала задница у Аристана.
Вокруг захохотали – пьяно, глумливо. Спенс поморщился и снова приник к вину, но следующие слова говорившего заставили его подавиться от неожиданности.
- А знаете, кого пророчат ему на смену? Сынка нашего графа. Младшенького...
В ответ послышались одобрительные, а кое-где и завистливые вздохи, и Спенс изо всех сил сжал пальцами кружку. Весь хмель моментально выветрился у него из головы.
- Говорят, - разорялся все тот же голос, - папаша-то старый прилично налоги себе снизил за счет сыночка, да еще и кус земли выше реки прихватил. Король как в прошлом году Фабиана увидел – так и сох по нему все время. И вот, дождался. Отправят третьего дня виконта в столицу, да поминай как звали. Продал граф родную кровь.
В висках заломило от нахлынувшей боли и гнева. Спенс порывисто поднялся, сжимая кулаки. Не бывать этому! Такого... такого... продать похотливому старперу, пусть даже и королю?! Да ни за что! Плохо соображая, что делает, атаман швырнул на стол несколько монет и вылетел на улицу.
- Э-э-э... – протянул Жак, единственный глаз которого выражал крайнюю степень недоумения. – Мы должны похитить эту карету, не причинив вреда ее пассажиру и все? А добыча? Ради чего мы рискуем?
- Выкуп? – с надеждой поинтересовался Спенс. Жак окинул его скептическим взглядом, и атаман тяжело вздохнул. Друг давно знал его, как облупленного, и скрыть хоть что-то не представлялось возможным. –Ладно, только не смейся. Я, кажется, влюбился.
- Так там баба! – оживился Жак, и Спенс трогательно покраснел. – Так что ж ты сразу не сказал! Это ж святое дело!
- Жак, постой! – Спенс бросился было за ним, но гигант уже решительно развернулся и зашагал к костру, где отдыхали остальные члены их небольшой, но чрезвычайно удачливой компании. Атаман, стиснув зубы, слушал как Жак убеждает приятелей «помочь командиру с чрезвычайно клевой чувихой, которую, блять, увозят в дальнюю и беспросветную даль». Он был весьма красноречив и вдохновенно помахивал перед собой огроменным кулаком, символизирующим, по всей видимости, всю глубину его энтузиазма. Разбойники сочувственно кивали и обещали посодействовать. Командир страдальчески кривился.
Карету виконта охраняли всего десять человек – пустяк для жаждущих справедливости лесных обитателей. Стража драпала кто куда, а Жак, с гиканием спихнув возницу, взгромоздился на его место и погнал экипаж в глубь леса. За ним понеслись и остальные. Остановились только в собственном лагере, предварительно заметя следы и убедившись, что за ними нет погони. По хорошему, следовало прибить всех, но сердце пело от радости при мысли, что вскоре он увидит бесконечно любимого человека и расскажет, от какой страшной участи только его спас.
Разбойники окружили карету, ожидая увидеть прекрасную незнакомку. Спенс сглотнул подступивший к горлу ком и решительно потянул дверцу на себя, даже не желая думать, как будет объяснять друзьям, что что их добыча это, как бы, совсем не незнакомка, а вовсе даже и незнакомец. Это сейчас волновало его меньше всего. Солнце задрожало на позолоте графского герба, а затем скользнуло внутрь, обласкав светлые кудри и сияющие праведным гневом серые глаза, казавшиеся от этого еще прекраснее. Неземное видение тряхнуло головой и вдохновенно поинтересовалось:
- Какого, мать вашу, хуя?
Спенс обмер, надежно потеряв дар речи. К его совершеннейшему ужасу Жак и остальные разбойники смотрели на него в упор, и в их взглядах отчетливо читался тот же самый немой вопрос.