Ведь ты сам говоришь, что ой был не один, так пусть те и отвечают, а Костюнчика пусть выпустят. Пусть вернут сына матери. Мы с ним уедем на год, на два куда-нибудь подальше, пока здесь все забудется. Ты можешь это сделать! Ты старый коммунист, заслуженный офицер, у тебя много орденов, тебя уважают, к тебе благосклонно относится командующий. Если ты его попросишь, то одного его слова будет достаточно для того, чтобы Костюнчика освободили. Позвони…
Петр Фомич смотрел на жену, и в груди его росло чувство, похожее одновременно на удивление и на обиду. Он вдруг осознал, что его совершенно не трогает горе этой хотя и пожилой, но все еще красивой женщины с сухими безумными глазами. Что его собственное горе совсем другое, и эта женщина не понимает его, как и он не понимает ее. Как же могло так получиться? Ведь была же комсомолка Анюта, первая певунья и плясунья на текстильном комбинате. Было все: и свидания при луне, а споры о том, кто лучше, Пушкин или Маяковский, и общая вера в неизбежность мировой революции, и главное, была близкая, своя, надежная по гроб жизни Анютка, неунывающая комсомолка. Когда это было? Всего чуть больше двадцати лет назад. Куда все это делось? Почему сейчас он одинок в своем горе, хотя Анютка, превратившаяся в Анну Павловну, вот здесь, перед ним. Неужели материальное благополучие, размеренная спокойная жизнь, заботы только об интересах одной своей семьи, как ржавчина, уничтожили былой комсомольский задор и правдивость?
— Звони, звони сейчас же, — теребила мужа Анна Павловна, — проси командующего принять тебя. Он сам отец. Он поймет тебя.
— Нет, Анюта, он этого не поймет. Да и не имеет права понимать. Он коммунист, — устало ответил Петр Фомич, снимая трубку телефона. Набрав нужный номер, он дождался ответа и попросил: — Коммутатор? Дайте партком. Да, секретаря парткома. Александр Дмитриевич, это ты? Здравствуй! С тобой говорит член партии Петр Гурин. Можно к тебе сейчас приехать? Да, очень срочное. Мной совершен поступок, несовместимый со званием члена Ленинской партии. Да, сейчас приеду. Спасибо, Александр Дмитриевич.
Петр Фомич встал, надел фуражку и, сказав жене: «Я вернусь нескоро, Анюта. К обеду не жди», — ушел.
Анна Павловна проводила мужа растерянным взглядом. Долго сидела она, перебирая в памяти влиятельных знакомых, чьим покровительством можно было бы воспользоваться. Как назло, никого подходящего не находилось. Все влиятельные знакомые или были в отпуске, или совершенно не годились для выполнения такой щекотливой просьбы. Вдруг Анна Павловна просияла и даже ударила себя ладонью по лбу. Как же она могла забыть про свою старинную подругу Оленьку! Ведь они столько лет дружили. Правда, года четыре тому назад Оленька, вернее Ольга Никифоровна, смертельно рассорилась с Анной Павловной из-за того, что та не захотела познакомить ее со своей портнихой. Подруги перестали бывать друг у друга, но при встрече раскланивались и в последнее время даже начали разговаривать. А ведь Оленькин муж, Агафокл Семенович Миленький, давно работает в милиции и сейчас занимает важный пост в управлении.
Анна Павловна разыскала домашний телефон супругов Миленьких и позвонила. Да, конечно, Ольга Никифоровна не прочь была восстановить дружеские отношения со старой подругой. Она с глубоким сочувствием отнеслась к горю Анны Павловны и, узнав, что Гурина рассчитывает на помощь ее мужа, даже обрадовалась. Начинать примирение с оказания услуги всегда легче и благороднее.
— Ты, Анечка, приезжай сейчас ко мне. Муж скоро придет обедать. Вот за обедом все и обговорим.
Анна Павловна вздохнула с облегчением. Есть же все-таки на свете чуткие, отзывчивые люди. Прикидывая в уме, что придется подарить Оленьке за дружескую услугу, она начала переодеваться к визиту.
25. ПОЛКОВНИК МИЛЕНЬКИЙ
Начальник одного из отделов управления полковник Миленький Агафокл Семенович в жизни преследовал две цели: угодить жене и быть на хорошем счету у начальства. Первая цель им была достигнута полностью. Ольга Никифоровна почитала себя счастливейшей женщиной, нашедшей идеального мужа. В ее руках Агафокл Семенович был мягче пуха. Правда, и сама Ольга Никифоровна, женщина разумная и предусмотрительная, не перетягивала струну, не требовала от своего Агафокла невозможного, Но уже на средних ступеньках служебной лестницы, по которой карабкался Агафокл Семенович, ее знали все директора кинотеатров, заведующие клубами и магазинами того района, в котором возглавлял отделение милиции вначале капитан, а затем майор Миленький. Все они знали, какое влияние оказывает Ольга Никифоровна на своего супруга, и… вообще Ольга Никифоровна смогла, укладываясь в скромную зарплату мужа, отлично питаться, прилично одеваться и быть передовой, культурной женщиной, разбирающейся в искусстве. Впрочем, Ольга Никифоровна не только умело использовала служебное положение мужа, она старательно изо всех сил способствовала и дальнейшему продвижению Агафокла Семеновича по служебной лестнице. Если в кружке жен сотрудников, подчиненных мужу, она всегда была признанной законодательницей мод и вкусов, то среди жен начальников высшего круга она сумела завоевать дружбу очень многих. И всем своим друзьям она рассказывала, что Агафокл Семенович прямо горит на работе. В ее рассказах Агафокл вырастал в гиганта, в недремлющего стража общественного благополучия и спокойствия.
Собственно говоря, Агафокл Семенович был в значительной степени создан Ольгой Никифоровной. Началось это еще в первые дни их счастливой супружеской жизни. Нежной супруге молодого милиционера не нравилось слишком уж простонародное имя — Агафон. Неблагозвучно, да и… Дело было в том, что в той местности, где начинал свою карьеру товарищ Миленький, «агафонами» называли недалеких, нерасторопных людей, то есть попросту говоря, недотеп. Ольга Никифоровна попыталась было уговорить мужа сменить имя. Однако оказалось, что изменение имени связано с огромным количеством хлопот, что вписать новое имя в партийный билет труднее, чем вписать его в свидетельство о рождении. Значит, менять имя целиком было очень хлопотливо. Поэтому Ольга Никифоровна задумалась над тем: нельзя ли внутри самого имени произвести такие изменения, которые заставили бы его зазвучать по-новому. От школьных лет в голове Ольги Никифоровны сохранилось несколько громких исторических имен. И вот один раз, раздумывая над тем, как вытравить неблагозвучие из имени своего супруга, Ольга Никифоровна потревожила тень великого старца древности Софокла. Ольгу Никифоровну осенило: Софокл, именно Софокл, должен был выручить ее. Стоило лишь отбросить от имени Софокла первый слог и добавить к нему первый слог от злополучного Агафона.
Получилось «Агафокл». Это вам не какой-нибудь там Агафон! И благозвучно, и, если хотите, заставляет думать, что носитель такого имени как Агафокл, не может быть заурядной личностью.
Сам Агафон Семенович, когда Ольга Никифоровна впервые обозвала его новым именем, с испугом взглянул на жену. В его глазах явно мелькнул страх за состояние мозга собственной жены. Но это было только первые пять минут. Ольга Никифоровна сумела убедить мужа в преимуществе нового имени. Постепенно новое имя вытеснило старое из всех документов, и теперь сам Агафокл Семенович не помнил уже, что в детстве мать называла его Агафоном, Агафонием и даже Агафошкой, но никак не Агафоклом. Новая кличка пришлась ему впору, как шлея лошади, подобранная рачительным хозяином.
Со временем Агафокл Семенович привык доверяться своей супруге во всем, и можно с уверенностью сказать, что хотя он лично руководил вверенными ему учреждениями, им самим руководила Ольга Никифоровна. Агафокл привык соразмерять свою служебную деятельность со взглядами и указаниями своей супруги и, как ему казалось, деятельность учреждения от этого только улучшалась.
Некоторое смущение испытала Ольга Никифоровна, заметив, что с годами Агафокл Семенович научился угождать не только ей, а вообще женскому полу, стал, так сказать, признанным дамским угодником. Несмотря на зеркальную лысину и значительное брюшко, Агафокл Семенович имел некоторый успех у дам. Но очень скоро рассудительная супруга поняла, что чрезвычайная предупредительность Агафокла Семеновича ей лично ничем не угрожает, что она проистекает из характера Агафокла Миленького, воспитанного ею же самой, и распространяется только на жен вышестоящих начальников или вообще значительных людей.