— Свободный, — в одни голос ответили все трое.
— А домашние задания готовы?
— Порядок, — коротко заверил Тимур.
— Тогда подождите меня здесь. Минут через пять я буду в вашем распоряжении. Вернувшись в свой кабинет, Иван Федорович первым долгом позвонил к себе домой.
— Настенька! — окликнул он, услышав в трубке голос жены. Глаза полковника вдруг стали необычно ласковыми. — Тут вот какое дело, — с улыбкой продолжал он. -Я сейчас домой приду, и не один. Со мной будет троица друзей. Так ты там приготовь угощение. — Полковник выслушал ответ своей Настеньки и весело рассмеялся. — Нет, нет, только не это. Если бы речь шла о настойке и огурчиках, я бы сказал «сообрази». А ведь я говорю «приготовь». А это уж по части варенья, печенья и прочих сладостей. Да, совсем молодые друзья. Им троим меньше лет, чем мне одному. Значит, еду. Как там Петька, не баловался? Нос не расквасил?
Выслушав сообщение, что его любимец, пятилетний Петька, хотя и очень баловался, но носа ухитрился не расквасить, Иван Федорович еще раз пообещал приехать через десять минут и повесил трубку. Затем по внутреннему телефону он позвонил в гараж и вызвал машину.
Садясь рядом с шофером, Иван Федорович приказал: «Поехали домой».
Пока машина медленно катилась по широкому двору управления, шофер, сочувственно оглядев Голубкина, спросил:
— Заболели никак, товарищ полковник?
— С чего вы взяли? Здоров, как сорок тысяч спортсменов.
Шофер недоумевающе пожал плечами. За четыре года его работы в управлении полковник первый раз ехал домой в машине.
— Садитесь, друзья, — пригласил Иван Федорович ожидавших его школьников. — Сумеете разместиться втроем?
— Сумеем, — ответил за всех Игорь. Приятно смущенные ребята уселись в машину.
Иван Федорович жил недалеко от центра города на широкой, но мало оживленной улице. Вместо асфальта улицу покрывал отполированный временем и шинами машин булыжник. Когда-то эта улица вела к одному из участков крупной промышленной стройки, развернувшейся на окраине города. Тогда по ней ежедневно проходили машины с железом, камнем, кирпичом, лесом и бетоном. Но закончилась стройка, засиял огнями на бывшей окраине мощный красавец-завод, и тогда улица, бывшая лишь вспомогательной артерией стройки, утратила свое значение. К заводу пролегла другая, более удобная магистраль. По ней стало ездить на завод высокое начальство, заграничные гости, и отцы города принялись ревностно украшать и благоустраивать ее. А улица, на которой жил полковник, так и осталась в затрапезном, износившемся с годами наряде.
Дом, в котором жила семья Ивана Федоровича, тоже остался от времен стройки. Это был большой барак, какие десятками возникают на всяком строительстве. Правда, барак этот в свое время был построен для семей инженерно-технических работников, то есть разделен капитальными стенами на несколько двух- и трехкомнатных квартир. Давно уже пора было пустить этот барак на слом, да все находились более неотложные дела, и здание, построенное как временное, верой и правдой продолжало служить уже второй десяток лет.
Впрочем, жильцы этого дома-барака, хотя иногда и ругали неповоротливые строительные организации, но не особенно зло и настойчиво. Здание было выстроено добросовестно. Зимой с нем было тепло, а жарким азиатским летом — прохладно. А главное преимущество барака перед благоустроенными многоэтажными домами заключалось в том, что здесь перед каждой квартирой был разбит небольшой садик. И нужно сказать, жильцы умело использовали эту редкую в условиях большого города благодать. Барака совсем не было видно за сплошной стеной кустов роз, урюковых деревьев и виноградников.
Первое, что услыхали Игорь, Тимур и Света, войдя вслед за полковником в один из приквартирных садиков, был восторженный вопль:
— Папка пришел!
Загорелый, как негритенок, Петька сломя голову мчался по выложенной кирпичом дорожке навстречу отцу. Всего светлее у Петьки были его выгоревшие под солнцем волосы и когда-то синие, а сейчас побелевшие трусы. Все же остальное было темно- шоколадного цвета.
Иван Федорович подхватил сына на руки и критическим взором оглядел его покрытые заживающими царапинами руки и ноги. Свежих царапин не обнаружилось, синяков на сияющей от радости рожице тоже не было, и отец сделал вывод, что день прошел без особых происшествий.
— Под краном купался? — спросил он сына.
— Купался, — кивнул Петька, — два раза. — И, помолчав, с сожалением добавил: — Еще один раз остался.
— Да, — подтвердил полковник. — Как договорились. Не больше трех раз в день, — Потом, поглядев на небо, определил: — Солнце садится. Познакомься, сынок, с моими друзьями и беги купаться последний раз.
— Твоя друзья?! — недоверчиво оглядел Игоря и Тимура спущенный с рук Петька. — Мальчишки, как я, только большие.
— А разве мы с тобою не друзья? — улыбаясь, спросил сына Иван Федорович.
— Ого! Еще какие, — согласился Петька и, побежденный этим доводом, по очереди протянул руку Тимуру и Игорю.
— Петр Иванович Голубкин, — стараясь говорить низким голосом, отрекомендовался он. — Из средней группы сорок второго детского сада.
— Очень приятно познакомиться! — так же по очереди заверили Петьку Игорь и Тимур, а Света, придя в восторг от самостоятельности малыша, расцеловала его в обе щеки, чем вызвала бурный протест пятилетнего Петра Ивановича.
— А ну, быстро купаться, — прервал Иван Федорович назревавший конфликт. — Да разотрись крепче после купания.
Петька умчался.
— По-спартански воспитываете? — спросил Тимур.
— Не хочу, чтобы из моего сына вырос хлюпик, вроде вашего Костюнчика.
В винограднике под густым зеленым потолком листвы стоял круглый стол с угощением. Настенька, вернее, Настасья Кирилловна, развернулась вовсю. Одного варенья стояло четыре сорта, лежали различные пироги, пирожки, булочки, и среди всех этих яств пыхтел и отфыркивался паром пузатый медный самовар.
Усадив мужа и его гостей, Настасья Кирилловна наполнила стаканы чаем, но сразу же вынуждена была передать свои обязанности хозяйки Ивану Федоровичу. Возвращение Петьки после купания потребовало ее присутствия в доме.
— Трудно вашей жене одной с ребенком и по хозяйству, — тоном опытного человека посочувствовал Игорь.
Иван Федорович, лукаво взглянув на юношу, возразил:
— Почему одной? У нас целый коллектив. По кулинарии ей дочка помогает, десятиклассница. Сейчас она в школе. А что потяжелее, делает Леша, старший наш, ну и я, конечно, Петька пока еще не в счет. Да что это я? Пусть уж у самовара похозяйствует Света, пока Настенька не освободится. Не возражаете?
Света пересела к самовару.
— Только давайте не чиниться, — пригласил Иван Федорович, все еще державшихся связанно ребят. — Учтите, что все поставленное на стол должно быть съедено без остатка, а наоборот, с добавкой.
Некоторое время проголодавшиеся ребята, воспользовавшись приглашением Ивана Федоровича, уничтожали поставленные на стол угощения. После уроков они, торопясь увидеть полковника, не успели заглянуть домой и поэтому не могли пожаловаться на отсутствие аппетита.
— Иван Федорович, — первой нарушила молчание Света, — что вам известно о Грише Молчанове?
— Очень немного. Рана для жизни не опасна. Врачи ручаются, что через месяц-полтора мальчик вернется в школу. А вы разве у него не были?
— Были, — ответил Тимур. — Плохо с Гришкой. Тяжело ему.
— Плачет?
— Не плачет, но тяжело.
— От класса отстать боится, — подсказала Света.
— Ну, это дело поправимое.
— Правильно, — подтвердил Игорь. — Мы уже с ним договорились: как только врачи разрешат, будем ходить в больницу и помогать Гришке по всем предметам. Не отстанет. Только вот дома у него…
— А что у него дома?
— Света с его матерью говорила, — уклонился Игорь. — Расскажи, Света.
— Понимаете, Иван Федорович, — заговорила Света. — У Гриши отец на фронте погиб. Отчим — пьяница попался. Так вот, когда Гришу ранили, он в тот же день уехал куда-то. Сбежал.