Тартынская Ольга
Такое кино
Моим девочкам
Середина 90-х.
Это случилось внезапно. Впрочем, такие вещи всегда поражают внезапностью. Он пришел какой-то другой. Прошел в комнату, растерянно огляделся и сел на диван, потирая лицо руками. Она высунулась из кухни, весело приказала:
- Быстро мыть руки и за стол! Мы заждались тебя! - и снова метнулась на кухню.
Он стиснул голову ладонями и застонал. Не дождавшись его, Женя снова заглянула в комнату.
- Витька, ну стынет же все, надо совесть иметь!
Она замерла на пороге, обожженная его взглядом, кричащим от боли.
- Что случилось? - Сердце ее упало. В глазах Туринского стояли слезы.
- Ты только помни, что я любил тебя и Аньку. Очень. - Он будто всхлипнул, но тотчас встряхнулся, вскочил с дивана и стал лихорадочно собирать бумаги и документы у себя на столе.
- Ты в опасности? Тебе что-то угрожает? - спрашивала Женя, но он не отвечал, только мотал головой: нет.
- Тогда что?
Туринский молчал. Он рылся в ящиках стола и на книжных полках, торопливо пихал в сумку какие-то бумаги, книги. Когда он схватил кофр с камерой и направился к двери, Женя испугалась окончательно. Она шла за ним следом, ничего не понимая.
- Вить, а ты куда? - удивилась Анька, выглянувшая из своей комнаты.
Он не ответил девочке, только на миг задержался на пороге и обвел их прощальным взглядом. Лицо его дергалось, а на губах застыло страдальческое выражение. Женя, холодея от предчувствия, жалобно спросила:
- Вить, а ты когда вернешься?
- Я не вернусь, - ответил он и хлопнул дверью.
Они остались стоять, по инерции глядя на дверь, обитую коричневым дерматином. Одни-одинешеньки во тьме чужого города. Без него. Без него...
ЧАСТЬ 1. ЮБИЛЕЙ.
Тревожные звонки
- И что ты ему сказала?
- Да что? Не хочешь, говорю, не надо! Не очень-то и хотелось!
- А сама ревешь?
- И ничего не реву! Сто лет не виделись, и еще столько бы не видела. Подумаешь, режиссер мирового масштаба! Тарковского из себя строит, а сам пустышка, ноль! Все его Пальмовые ветви и Золотые львы - дутая величина!
- Да ты так не переживай, Жень! Ну не придет, занят, на нем свет клином не сошелся. Ты лучше скажи, Сашка из Киева приедет?
- Вроде обещал. Ладно, Свет, у меня еще куча дел. Господи, и зачем я все это затеяла?
- Надо, Жень, так принято. Ничего, справишься. Всего неделя осталась - и все позади.
- Ну да, вся жизнь позади. Пока, Свет.
Она положила трубку и все же разревелась.
Не ожидала от себя Женя Мордвинова, что так болезненно встретит эту дату. Столько лет забывала о возрасте, жила себе и жила, вполне все устраивало, и тут на тебе. Да об этом нужно исследования писать всяким там психологам или психоаналитикам! Звонить во все колокола, предупреждать беспечных дамочек!.. Впрочем, может, и пишут, она ведь все равно не читает.
Конечно, есть о чем горевать. Женя всегда чего-то ждала от жизни. Чуда ли, сюрпризов или подарков судьбы? Но большая половина ее существования прошла в этом странном ожидании. А теперь все, точка. Ждать больше нечего. Чудес не бывает, а жизнь прошла мимо. И нужно было дожить до юбилея, чтобы это понять? Теперь, когда все позади, необратимо позади?
Женя почувствовала, как слезы снова градом покатились по щекам. Да что же это такое? Чего доброго, до юбилея она вся проквасится, попухнет, как после долгого сна или запоя, а ей надо выглядеть! Она взяла со стола зеркало и внимательно рассмотрела свое лицо. Как-то по-новому, отстраненно.
Нет сомнений: юбилей не за горами. Да, еще сохранились в этих чертах следы прежней красоты, но что с ними сталось? Глаза потускнели. Если не красить ресницы, их и не разглядеть. Губы сделались тонкими, стервозными. Опять же, не рисуй Женя контур попухлее, не подкрашивай подходящей помадой, вместо рта было бы одно название. Морщины и морщинки... От них никуда не денешься. Можно лишь сделать менее заметными, чего Женя и добивается при помощи разных дорогих кремов. Брови тщательно нарисованы, но сейчас так делают и молодые. Выщипывают напрочь свои родные и рисуют новые, нужной формы. Шея... Давно ли она снисходительно выслушивала от мужчин самые цветистые комплименты горделивой осанке и стройной, как у балерины, шее? Да что уж теперь!
Женя с раздражением хлопнула зеркало об стол. Благо скатерть толстая, зеркало не разбилось. Что пользы ждать чудес в таком возрасте? Пора вписывать себя в разряд пенсионерок, хотя до пенсии еще жить и жить.
Зазвонил телефон, и Женя озадаченно посмотрела на него: она не ждала ничьих звонков.
- Алло? Это кладбище? - спросил заторможенный женский голос.
- Да, пожалуй...- горестно вздохнула Женя и тотчас поправилась: - Нет, вы ошиблись!
- Извините.
Углядев в этом звонке некий символ, она и вовсе расстроилась. Собравшись уж было снова расплакаться, вспомнила, что нельзя опухать. Схватила телефон, набрала номер дочери:
- Ань, как дела?
- Привет, мам! Как всегда, запарка. У нас косяк!
За ее голосом Женя слышала распоряжения второго режиссера, дававшиеся по рации: "Девочки, костюмерный департамент! Перекостюм. Сцена двадцать пятая".
- Чей косяк, мой? - обеспокоилась она.
- Не знаю, может, и твой. Погоны проколотыми оказались, на крупном плане видно.
- Ну, интересное кино! Денег же не дают на новые! Вот я и исхитрилась: звездочки лишние сняла, думала, незаметно будет. - Женя еще больше расстроилась. - И что теперь?
- Будут затирать за мой счет. Да ты не переживай так. Сама знаешь, как Вилинская работает на площадке! Все приходится делать за нее, и ничего, все сходит с рук! Прорвемся! Ладно, мам, мне пора. До завтра.
Аня отключилась, а Женя еще долго задумчиво держала трубку возле уха. Завтра ее смена на площадке, будет расхлебывать всю эту кашу.
Мордвинова "работала в кино", как шутили они с дочерью. Это Аня, ассистент художника по костюмам, притащила засидевшуюся дома маму на студию, пристроила возле себя костюмером. Жене понравилась суета производственного процесса, напомнила ей молодость, карьерный взлет, когда после ленинградского университета она делала на телевидении интересные программы о дворянских усадьбах, об истории старинных дворянских родов.
А началось тогда с ее собственной семьи. После перестройки многие заинтересовались своими корнями, нарыли благородных предков и сделались вдруг дворянами. Женя всегда знала, из какой она семьи. Бабушка много рассказывала, показывала бережно хранимые фотографии в альбомах, переживших блокаду. Красивые женщины в старинных платьях с затейливыми прическами были ее двоюродными прапрабабушками. Мужчины в эполетах, в различных мундирах царской гвардии, дети в кружевных чепчиках, длинных рубашонках или платьицах, сидящие на стульях или на руках немецкой бонны. Прелестное дитя в матроске и белой юбочке - это бабушка. Здесь ей десять лет. Через два года грянет революция и сметет с лица земли тот жизненный уклад, который всегда казался Мордвиновой таким уютным, достойным и красивым.
Теперь эти альбомы хранятся у Жени. Она забрала их после смерти мамы и увезла с собой в Москву. С Питером ее больше ничего не связывало...
Анька родилась, когда Женя была студенткой последнего курса журфака. Влюбилась без ума в сокурсника, тот казался ей прекрасным принцем. До той поры, пока не узнал, что Женя беременна. Истинный облик избранника так изумил бедняжку, что она тотчас прогнала полинявшего принца вон и навсегда.
Мама категорически запретила аборт, даже отца на помощь призвала, хотя Женя умоляла не говорить ему. Кадровый военный, полковник Мордвинов бывал подчас бескомпромиссным до жестокости. Оба они сумели убедить дочь, что надо рожать и никак иначе. Зато когда появилась внучка, обожали ее, возились с ней, воспитывали, лечили, водили в детский сад, пока Женя доучивалась, а потом пробивалась на телевидение.