- И про актрис это можно сказать, - задумалась Лера и тут же нашлась: - Ну а опыт, рост мастерства разве не идут в расчет?
Аня подумала:
- Пожалуй, идут. А потом? Дальше что?
- Ну, ты так далеко-то не заглядывай, - посоветовала Лера. - Ты рискни художником отработать картину, а потом и задашь себе этот вопрос. В любом случае, Анька, тебе не место в костюмерах, сечешь?
- Секу.
Они еще выпили, закурили и тут подошел Артем. Он явно встревожился, увидев девушек вместе.
- Темчик, я в восторге от твоей принцессы! - заявила Лера.
- От княжны, - поправил ее Ненашев, улыбаясь Ане. - Лерка, там тебя режиссер обыскался, речь готовит.
- Да пошел он, старый козел! - отмахнулась рыжая, однако, натолкнувшись на стальной взгляд Артема, тотчас ретировалась: - Ухожу, ухожу, ухожу.
Аня с сожалением посмотрела ей вслед.
- Лера посоветовала мне попробовать себя в качестве художника по костюмам, - сказала она задумчиво.
- Так в чем дело, Ань? - оживился Артем. - Все к вашим ногам, княжна! На следующий проект рекомендую тебя в качестве художника.
- Все будет зависеть от проекта, - сказала Аня. - Мне кажется, я еще не готова взять на себя такую ответственность...
- Когда-то надо начать. - Артем взял ее руку и сжал в своих ладонях. - Ты постоянно всего боишься. Может, это потому, что рядом нет надежного человека?
Аня внутренне съежилась. Ненашев это почувствовал, но руку не отпустил.
- Давай сбежим отсюда, я кое-что тебе покажу!
Он потянул ее за собой. Выскочили на улицу, к машине.
- Ты что, сядешь за руль? - приостановилась Аня.
- Сяду. Я не пил, только притворялся. - Он распахнул перед ней дверцу.
Было уже поздно, двенадцатый час ночи, но город жил своей бурной жизнью. Светились огни реклам, сновали автомобили, на Тверской и Садовом все было, как днем. Артем загадочно молчал, но Аня чувствовала, что он взволнован.
- Куда мы едем? - не выдержав, спросила она.
Они подъехали к одному из новых домов-небоскребов, вошли внутрь, причем, и охрана и консьерж пропустили пару без слов. Забрались в сияющий новеньким металлом лифт и долго поднимались. Артем неотрывно смотрел на Аню, и глаза его светились в полумраке лифта. И вот остановка. Ненашев обнял ничего не понимающую спутницу и вывел из лифта. Они прошли куда-то вверх по ступенькам, открыли небольшую дверцу, и Аня ахнула, у нее подкосились ноги. Порыв ветра, казалось, принесшегося прямо из космоса, трепал их волосы. Далеко внизу лежал город, весь в огнях, мерцающих как звезды.
Аня никогда не была на такой высоте, разве что в самолете. Она замерла от ужаса и красоты, расстилающейся до горизонта. Дух захватывало, и было ощущение, что паришь в космических просторах.
- Видишь, - шепнул Артем, касаясь губами ее волос, - жизнь огромна, наши возможности огромны, мы все можем...
Он обнял ее, напуганную, потрясенную, и, повернув к себе, поцеловал в губы.
- Выходи за меня замуж, - проговорил сильный мужчина с дрожью в голосе. - Мы столько всего сможем сделать! Ты будешь рисовать, работать в кино, путешествовать в поисках впечатлений. Никаких границ: весь мир перед тобой, как этот город сейчас...
Он снова стал целовать ее все более страстно, жадно, и Ане пришлось приложить усилие, чтобы высвободиться из его объятий. Артем подставил лицо хмельному майскому ветру. Аня достала сигареты и закурила, сознательно занижая торжественность момента прозаической затяжкой.
Когда Ненашев обернулся к ней, глаза его влажно блестели.
- Что ты скажешь мне? - спросил он хрипло.
Аня пожала плечами:
- Для меня это слишком внезапно. Прости, Артем...
Забыв о страхе, она быстро пошагала по крыше к чердачной двери.
Ссора
Они поссорились. Впервые за много лет. Да и ссорились ли когда-нибудь вообще?
У Ани был выходной, Женя еще не приступила к новому проекту: ее вот-вот должны были прикрепить. Словом, они бездельничали дома с полным правом. За окном неистовствовал май, однако Аня хандрила. Она встала поздно, вышла на балкон с чашкой кофе и сигаретой, прямо в пижаме. Впереди в дымке громоздились высотки, по сравнению с которыми некогда самое высокое на Потылихе двадцатиэтажное здание казалось спичкой рядом с коробком.
Аня полюбовалась новенькой, пока не запыленной листвой деревьев, которые еще во множестве оставались от некогда обильных зеленых кущ потылихинских пустырей и оврагов. Да, еще совсем недавно их островок утопал в зелени, как в лесу.
Допив кофе и загасив сигарету, Аня вернулась на кухню. Женя жарила сырники ей на завтрак. Устроившись на диванчике с ногами, Аня некоторое время наблюдала за матерью и вдруг сказала:
- Артем Ненашев сделал мне предложение.
Женя выронила лопатку, которой переворачивала сырники. Она не стала поднимать ее, застыла в ожидании продолжения.
- И? - произнесла, не дождавшись. Тотчас спохватилась, подняла лопатку и перевернула сырник, начинавший подгорать.
Аня с трудом проговорила:
- Я не дала согласия...
Женя швырнула лопатку, выключила плиту, сняла фартук и села напротив дочери.
- Почему, Ань?
Впрочем, она не удивилась ответу. Аня молчала.
- Как это было?
Ане не хотелось возвращаться к пережитому, но мама имела право знать. Она рассказала.
- И что он? - упавшим голосом спросила Женя.
- Он ничего, - ответила дочь. - Отвез меня домой, попрощался и все.
- Больше не звонил, - утвердительно сказала Женя.
- Звонил, почему же, - Аня достала сигарету из пачки и закурила. - Я ведь не ссорилась с ним, не расставалась, не посылала его. И я давно уже сказала Артему, что у меня есть мужчина.
- Кто? - иронически удивилась Мордвинова. - Этот каскадер?
- Он не каскадер, мам.
- Ну, осветитель.
- И не "светик".
- "Так кто ж ты, наконец?" - процитировала Женя.
- "Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо", - подхватила Аня.
- Ты хочешь выйти замуж за Тимофея? - бросив дурачиться, спросила Женя.
- Во-первых, он не предлагал. Во-вторых, и за него я тоже не пошла бы, - ответила дочь.
- Ты вообще не хочешь замуж? - удивилась Мордвинова.
- Да, вообще.
Женя включила чайник, который уже остыл, поставила на стол тарелку с сырниками.
- Я этого не могу понять, - заговорила она наконец. - Объясни мне, почему вы не женитесь?
- Кто мы? - спокойно спросила Аня.
- Ну, молодежь, нынешнее поколение молодых. Ведь тебе уже двадцать семь лет!
- Это много?
Выдержка изменяла Жене, хотя она понимала, что ее раздражение адресовано не столько дочери, сколько современной жизни вообще.
- Давно установлено, что заводить детей здоровее всего в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет.
- Я не хочу детей.
Женя, поднявшаяся было за чайником, так и села, беспомощно глядя на дочь.
- Ничего не понимаю! Почему?
Аня внешне была спокойна, но пальцы ее, державшие сигарету, слегка дрожали.
- Потому что страшно за них.
- Да нет, вы просто эгоисты! - бросила Мордвинова.
Аня повысила голос:
- Родить их в мир, где людей взрывают в метро, берут в заложники в театре, где педофилы и маньяки разгуливают безнаказанно, где варварски уничтожаются леса, исторические памятники - это ли не эгоизм?
- Да ведь кроме этого еще много, много другого! - в бессилии воскликнула мать.
- Что, например?
Женя горячилась и не сразу могла собраться с мыслями. Она налила себе кофе, взялась за сырник, да так и не откусила от него, положила на тарелку.
- Как что? Как что? А вот май за окном? - Она сделала жест рукой в сторону. - А объятья любимого человека? Вкус хорошего шоколада? Интересная книга? Поэзия Серебряного века? Прекрасная музыка? Долгожданное письмо? Новогодняя елка? Звуки любимого голоса в телефонной трубке? Улыбка ребенка?