- Он должен умереть или сойти с ума, - тотчас отозвалась Женя.
- Ну да, - кивнула Светка. - Может, Макс и не гений, но явно предназначен для чего-то другого.
- Гению тоже есть надо, - Мордвинова решила отрезвить подругу, витающую в облаках.
- Да, конечно, - не стала спорить та. - Только жалко, его именно жалко. Ведь бывают всякие люди, кто-то успокаивается в зрелости, доволен тем, чего добился, все у него хорошо. А есть такие, кому нельзя останавливаться.
Она задумалась. Все давно уже было выпито и съедено. Женя первая нарушила молчание:
- Даже и не знаю, что тебе пожелать...
- Не надо ничего! Я все знаю, Жень. Я просто люблю его, и это само по себе прекрасно. Значит, я живу!
- Но ведь ты не можешь не желать большего! - не выдержала Мордвинова.
Светка погрустнела.
- Конечно, но я никогда не признаюсь ему в этом.
- А он? Он мог бы сам, наверное, сделать какие-то шаги...
Совсем тихо ответила влюбленная бизнес-леди:
- Он не посмеет: дистанция, возраст, субординация. Нет, это невозможно!
Она попросила счет. Оставив в книжечке солидные чаевые, скомандовала:
- Уходим!
Они брели по любимой улице к метро и молчали. На Светку это было так не похоже, и Женя окончательно поняла, что подруга задета глубоко. Прощаясь на переходе, они договорились созвониться.
- Теперь тебе придется все мне рассказывать, - смеясь, сказала Мордвинова. - Я теперь буду переживать...
А когда ехала одна до "Киевской", внезапно подумала: "Может, прав был Туринский, оставив меня? По крайней мере, его творческая судьба сложилась удачно..."
Город ночью и днем
- Охрана, подойдите к костюмвагену. Поскорее, если можно! - стараясь сохранять спокойствие, сказала Аня в рацию.
Вот уже две недели съемки на натуре в Измайловском парке сопровождаются бесконечными конфликтами с местным населением. Аня и не подозревала, что в огромном парке, который почему-то почти не освещался, велась такая насыщенная ночная жизнь. И каким-то образом съемочная группа, разместившись здесь со своей техникой, помешала этой жизни. Туда-сюда сновали разряженные старушки и что-то злобно шипели сквозь зубы. Оказывается, рядом располагалась танцевальная площадка. На ней собирались те, кому за сорок. В основном, это те самые бойкие, нарумяненные старушки и горстка старичков с баянистом во главе.
Аня никак не могла понять природу злобы и агрессии, исходивших от людей. А сколько матерной ругани пришлось услышать! Киношников трудно удивить, но здесь просто уши вяли.
- Понаставили тут! - непременно скажет кто-нибудь, проходя мимо, да еще долбанет со всей дури по колесу или бамперу вагона.
На редкость агрессивны и "красноречивы" оказались именно старушки, танцующие и поющие на дискотеке и рвущие друг у друга из рук немногочисленных старичков. Они плевали в сторону костюмвагена и трясли кулачками. А потом под баян горланили душевные песни. Видимо, съемочная группа вторглась в нечто заветное, нарушила некий природный баланс. Или это классовая ненависть, и прав был Карл Маркс?
Парк огромен, группа заняла и оградила всего лишь незначительную его часть, отчего же столько ненависти в их адрес? То и дело в рации раздавалось:
- Охрана, подойдите к буфету! Охрана, ребята, кто-нибудь, загляните в гримваген!
Выставляли охрану не только ночью, но и днем. А ночью частенько приходилось отсиживаться в костюмвагене. Хорошо, в нем все устроено так, чтобы можно было жить. Туалет, кухня, холодильник и даже стиральная машина. Полная автономия. Ренат, генеральный продюсер, молодец, обеспечил группу отменной техникой.
На этот раз пьяный агрессивный мужик атаковал их вагончик. Он с руганью обрушился на Аню с костюмером Олей, сидевших на балконе. Слава Богу, ребята подоспели, оттеснили его за пределы ограждения. Он еще долго что-то кричал и грозил, но в конце концов пропал из виду. Просто ужас! Аня долго приходила в себя от пережитого страха.
Моя бабушка непременно бы сказала, что на фильме о маньяке иначе и не может быть. Сам материал притягивает инфернальное. А какие силы задействованы, какие деньги!
Зазвонил мобильный телефон, и Аня удивленно подняла брови. Звонил Артем. Впервые с того вечера, когда он сделал ей предложение. Будто почувствовал! Аня нажала на кнопку и сказала:
- Алло?
- Аня, ты завтра свободна? - спросил Артем как ни в чем не бывало.
Он определенно почувствовал, что она сейчас одна и страдает от обиды и разлуки с Тимом.
- Днем да, но в шесть мне на ночную смену, - тоже как ни в чем не бывало ответила Аня.
- Я заеду за тобой в час дня! - как всегда, без всяких предисловий заявил Ненашев.
- Опять сюрпризы? - нахмурилась Аня, но звонку Артема на удивленье обрадовалась.
- В общем, будь готова к часу. Все, пока, надо бежать, - и он отключился.
Бабушка бы еще сказала, что держать возле себя человека, если ты ничего не можешь ему предложить, как-то некомильфо, и что нехорошо встречаться с влюбленным в тебя мужчиной в отсутствии любимого человека. Но что в том плохого, если я не хочу терять Артема из-за пустых условностей? Я никого не обманываю, не интригую, не завлекаю нарочно, чтобы использовать. Все по-честному. Все взрослые люди и отвечают за свои поступки. Артем вовсе не мальчик-колокольчик из города Динь-динь! Он сильный человек, занятый интересным делом. И я не хочу терять его навсегда.
Начался дождь, аллеи парка опустели. Ночной летний дождик. Хорошо в такую минуту сидеть в вагончике, тем более что теперь перерыв затянется.
- Кажется, надолго зарядил! - выглянув на балкончик, сказала Оля. - Можно даже поспать.
Она устроилась на диванчике подремать. Аня достала книжку Айрис Мердок, села поближе к свету. Почитать ей не дали. Явился актер Антон Васильев, который постоянно пасся в костюмвагене.
- Ань, я покурю у тебя, а? - Огромный, рыхлый, он сразу занял полвагона.
- У нас нельзя курить. Ты же знаешь! - привычно ответила Аня. - Костюмы пропахнут.
- Ну, я чуть-чуть, вот тут, на балкончике. Что-то мне худо, Ань...
Васильев постоянно тянул "дурь", приставал к Ане и рычал в каком-то первобытном томлении. Дима Вересов рассказывал, что недавно Антон собирался жениться, но невеста прогнала его. Все меньше предложений в кино, актер буквально уговорил Рената, продюсера фильма, взять его на главную роль. Он был известен и даже любим, вполне звездное имя, но работать с ним был сущим наказанием. Васильев прятался в костюмвагене от Рената, который строго-настрого запретил ему курить траву на площадке. Костюмеры боялись актера, непонятных вспышек гнева, его приставаний и утробного мычания.
Одна Аня справлялась с ним. Она всегда была безукоризненно вежлива, спокойна и терпелива. Ее звали всякий раз, когда нужно было одевать Антона.
Покурив, Васильев забрался в угол, растянулся под вешалами и притих.
Спустя некоторое время он высунулся из убежища и, осмотрев Аню с ног до головы, спросил:
- Ань, ты на "шапку" пойдешь в вечернем платье?
Аня, как всегда, была одета в штаны, в замысловатую кофточку, а волосы повязала красивым платком, тоже замысловато.
- А, Ань? - не отставал Васильев.
- По обстоятельствам, - ответила она, отрываясь от книги. - Если будет работа или неподходящая погода, какое же тут вечернее платье?
- Но ты можешь уехать с работы, переодеться, а? - не унимался актер.
- Может, я еще не пойду на "шапку", - возразила Аня.
- Не-е, Ань. Ты приходи обязательно!
Аня пожала плечами:
- Рано еще говорить о "шапке". Может, Ренат решит, что у нас перерасход, и не даст денег. А по костюмам у нас точно перерасход!
Из рации донеслось:
- Снимаем. Все на площадку!
Дождь прекратился, на площадке царило оживление. Несмотря на ночную прохладу и сырость, Васильев страшно потел, гримеры без конца промокали ему лицо и обновляли грим, он нервничал, изводил режиссера, которому и без того доставалось от продюсера. Словом, все шло своим чередом...