У нее был чудный голос. В нем отражалась душа и звучала печаль. Пение подхватила сначала Татьяна, затем остальные девчонки.
Девчонки пели негромко, но с таким чувством, что скребло по сердцу. Напевные русские песни всегда задевают душу.
— Эх, балалайку бы, — тихо произнес Гена и посмотрел на Татьяну. Я знал, что он хорошо играет на балалайке, но ее в общежитии не нашлось.
— А хотите, я прочитаю стихи? — сказал Гена, когда песня закончилась и девушки замолкли. — О медсестре.
— Свои, что ли? — спросила Татьяна.
— Нет. Одного художника. Он живет в Барнауле. Пишет прекрасные картины и хорошие стихи.
— Если о медсестре, то давай, — согласилась Татьяна.
Гена сосредоточенно помолчал и, кашлянув в кулак, начал читать.
— Да, — сказала Маша, — где только нашему брату не довелось побывать. И в медсанбатах, и в полевых госпиталях. И все выносили.
— И детей еще рожаем, — подхватила Татьяна.
— Милые вы мои, — расчувствовался Гена, притянул Татьяну за шею и поцеловал в щеку. Мне показалось, что у него даже увлажнились глаза.
На лестничной площадке хлопнули двери лифта и в комнату вошел Виктор в сопровождении Ольги и Валеры. Татьяна сорвалась со стула, кинулась к нему и спросила:
— Ну как?
Виктор качнул забинтованной рукой, висевшей на перевязи, и сказал чуть улыбнувшись:
— Жить буду.
— Правильно сделали, что поехали, — сказал Валера. — У него порезана вена. Слава Богу, что все обошлось.
Татьяна обхватила Виктора рукой за шею, прижалась щекой к его груди и заплакала:
— Когда ты зашел сюда весь в крови, мне стало так страшно, Витенька. — Она поднялась на цыпочках, поцеловала его в щеку. — Садись, пожалуйста.
— Есть у вас водка? — неожиданно спросил Валера и тоже шагнул к столу. — После всего, что случилось, нужно выпить.
Ольга кинулась на кухню и тут же вернулась с двумя бутылками водки. Татьяна открыла одну, стуча горлышком о край стакана налила Валере и Виктору. Валера поднес стакан к губам, понюхал, сморщился и, зажмурившись, выпил все разом. Тряхнул головой и сказал:
— В милицию заявлять надо. Иначе эти чеченцы натворят в Москве жутких дел.
Гена усмехнулся и заметил:
— Ты слышал, чтобы милиция поймала хотя бы одного чеченца? То-то. В Москве все куплено и перекуплено. А вот главврачу больницы попадет за то, что чеченцы оказались в его общежитии. И тебя на допросы затаскают.
— Мы сами с чеченцами разберемся, — сказал Виктор. — Никуда они не уйдут. — Кивнул на бутылки с водкой и добавил: — Садитесь за стол. Не будем же мы пить вдвоем.
Маша спустила ноги с кровати, сунула их в туфли. Встала, кончиками пальцев одернула подол юбки и, стуча каблучками, направилась к столу. Ее ноги в колготках цвета южного загара, были длинными и красивыми. Отбросив левой рукой спадавшие на лицо темно-каштановые волосы, она села рядом со мной.
Я смотрел на нее и чувствовал, что у меня замирает сердце. Мне казалось, что таких красивых девушек я еще не видел.
Гена, взявший на себя роль тамады, наполнил рюмки. Все выпили, только Маша, поднеся свою рюмку к губам, поставила ее обратно. Но продолжить застолье не удалось. Все молчали, не находя темы для общего разговора. Молчание прервал Виктор, попросивший у Ольги чистую мужскую рубашку.