Крутых отвернулся от окна и снова сел. Мужчины молчали и это молчание казалось естественным, потому что у каждого из них были свои мысли и никто не хотел делиться ими. Молчание угнетало лишь Наталью. Приезд чекиста не давал ей покоя, ее разбирало женское любопытство. Наконец, она не выдержала и спросила, обратившись к Крутых:
— Надолго сюда?
— Шишкин домой поедет и я с ним, — ответил чекист и зевнул.
Ответ не удовлетворил Наталью, но задавать дальнейшие вопросы она не стала. Собрала со стола кружки, накрыла полотенцем хлеб.
— Давно здесь живете? — вдруг неожиданно спросил, казалось, уже начавший дремать Крутых.
— Да уж почти год, — ответил за жену Евдоким. Ему не понравилось, что тот преднамеренно разговаривает только с ней.
— А сюда откуда приехали? — снова спросил Крутых и уставился взглядом на свои сапоги.
Канунников не знал, подозревают его в чем-нибудь или просто хотят прощупать, чем живет, но прекрасно понимал, что от него не отстанут, пока не удовлетворят любопытство.
— Из Оленихи, — ответил Евдоким. — Слышал такую деревню?
— Чем же она тебе не понравилась? — спросил Крутых, повертев носком сапога, от которого все так же не отрывал взгляда.
— Названием, — съязвил начавший раздражаться Евдоким.
— По людям не скучаешь? — Крутых поднял голову и посмотрел на Канунникова.
— Пока нет, все некогда как-то.
Разговор начал походить на допрос и Наталья, стоявшая около печки, насторожилась.
— До Омутянки напрямую далеко? — спросил Крутых.
— Верст десять, однако, будет, — вставил слово молчавший до этого Спиридон.
Крутых резко обернулся к нему, заставляя умолкнуть на полуслове, и снова обратился к Канунникову.
— А ты как думаешь?
— Кто его знает, я летом там не был, — ответил Евдоким.
Крутых перевел взгляд на Наталью и она опустила глаза, стала перебирать пальцами край передника. Воспользовавшись паузой, снова заговорил Спиридон.
— Я к тебе на охоту приехал, — сказал он, обращаясь к Евдокиму. — Места здесь богатые.
Канунников догадался: Спиридон дает понять, что не имеет к чекисту никакого отношения. Дескать, приехали вместе, но каждый по своему делу. Снова наступила неловкая пауза. Прервал ее Крутых.
— Гости у вас давно были? — спросил он Евдокима.
Тот даже вздрогнул. Он почему-то ждал этого вопроса, но оказался не готов к нему. Крутых не спрашивал, были ли здесь другие люди. Он в этом не сомневался. Его интересовало, когда они приезжали сюда.
— Позавчерась, — ответил Евдоким. — Катер из пароходства приходил.
— Что они здесь делали?
— Указания давали. Я ведь бакенщиком устраиваюсь.
Крутых настороженно поднял брови. Он, конечно, знал, что на Чалыше открывают судоходство. Но вот о том, что Евдокиму дают в нем должность, слышал впервые. Однако, не это сейчас занимало его, хотя новость сама по себе была интересной. Зацепившись за какую-то ниточку, он хотел прояснить для себя некоторые детали.
— Кто на катере приезжал? — снова спросил Крутых.
— Овсянников.
— Он курит или нет, не заметил?
Евдоким удивился этому вопросу. По правде говоря, он и ответить на него не мог. Овсянников не просил махорки, но курит он или нет, этого Канунников не знал. Поэтому в ответ на вопрос чекиста только пожал плечами.
— На берег Овсянников выходил? — снова спросил Крутых.
Овсянников на берег не сходил, он это хорошо помнил. Значит, какой-то след оставил Гошка. И зачем он только появился на Чалыше? Теперь вот снова приходится изворачиваться, врать. У Канунникова опять нехорошо засосало под ложечкой.
— Да разве я помню, сходил, наверно, — простодушно ответил Евдоким. — Ведь он сюда приезжал по делу.
— А куда катер пошел?
— Вниз по Чалышу.
— Значит, вернется дня через три, — произнес Крутых и добавил: — Но это, может, и к лучшему. А кроме Овсянникова никто не приезжал?
— Кому же здесь быть? — наигранно удивился Евдоким.
— Это тебе лучше знать.
От последних слов Наталью даже передернуло. Все это время она прислушивалась к разговору, который ей не нравился, как и сам приезд чекиста. А тут еще этот вопрос. Ее вдруг взяла злость.
— Чего прицепился к мужику, как банный лист? — искренне возмутилась она. — В нашем доме преступников нету.