На бегу я услышал странное шипение. Взглянув под ноги, я увидел, что подошвы сапог дымились. Почва нагревалась, словно под ней пылал невидимый огонь. Я остановился. Что делать? Вернуться к Солтыку и Лао Цзу? Становилось все темнее, с озера плыли густые клубы пара, порывы ветра обдавали жаром, словно огромная горящая печь. Но надо было отнести эти проклятые пленки, и я побежал дальше. Перепрыгивая с камня на камень, задыхаясь, обливаясь потом, я достиг наконец лодки, прыгнул в нее с такой силой, что она закачалась и зачерпнула воды, и помчался к «Космократору», прожектор которого оранжево светился в тумане.
На палубе ракеты расхаживал, заложив руки за спину, человек в скафандре. У меня мелькнула безумная мысль, что это Осватич. Я кинулся к лестнице и в один миг был уже наверху. Там стоял Арсеньев. Свет прожектора позади него озарял нас ярким сиянием и отбрасывал во мглу большие размытые тени.
– Где остальные? – спросил он.
– Они там… – ответил я. – Осватич… исчез.
– Как это исчез? – сердито спросил Арсеньев. – Упал куда-нибудь?
– Нет, не упал. Просто исчез. Я видел, как он стоял на большом камне, это было неподалеку от десятого аппарата. Потом в воздухе замелькало, и когда я подбежал туда, его уже не было. Там нет никаких трещин, ровное место, и лишь с одной стороны неглубокая впадина.
– А Белый Шар?
– Что?..
– Я спрашиваю, вы видели Белый Шар?
– Нет. Он тоже исчез.
– Так… – произнес астроном. Он помолчал, потом поднял голову: – Пленки у вас?
– Да. Профессор… – Я не мог больше сдерживаться: – Мы должны ехать на берег! Они сгорят там! Когда я возвращался, скалы становились все горячее, я…
– Лао Цзу там?
– Да. И Солтык тоже.
– Отнесите, пожалуйста, пленки к «Мараксу».
– А товарищи?
– Они и без вас справятся.
– Но я могу сейчас…
– У берега стоит еще одна моторка. Вы там не нужны. Можете идти.
Я спустился по железной лестнице в шлюзовую. Как только сжатый воздух вытеснил ядовитую атмосферу Венеры, я прямо в скафандре, только сняв шлем, прошел в кабину «Маракса» и отдал пленки. Потом, стоя у двери, смотрел, как Чандрасекар надевает катушки на длинную горизонтальную ось, как всовывает концы пленок в прорези на пульте и передвигает рукоятки контактов. Пленки быстро разматывались и исчезали в глубине аппарата. Чандрасекар перевел еще несколько рычагов. Экраны загорались один за другим, словно огромные светящиеся глаза: красные и синие контрольные лампочки мигали, разгорались и вскоре засияли так ярко, что затмили зеленоватое свечение экранов. Как зачарованный смотрел я на пальцы Чандрасекара, бегавшие по клавишам. Каюта наполнилась певучим жужжанием. На экранах мелькали зеленые молнии, слышалось короткое, частое щелканье контактов, стрелки измерителей приближались к границам перегрузки, а математик нажимал все новые и новые кнопки. Несколько раз под ударом тока громко гудел трансформатор или шипела электрическая дуга, разрываясь на клеммах переключателей. Некоторое время Чандрасекар стоял неподвижно, наклонив набок голову, и, прищурясь, смотрел на трепещущие огни. Потом отошел от пульта. Еще раз он окинул взглядом все экраны и повернулся ко мне.
– Ну вот, теперь «Маракс» должен показать свои возможности. Вы понимаете, в чем дело? Поле тяготения образуется вследствие наложения отдельных импульсов тока друг на друга. С помощью анализа Фурье эти десятки миллиардов колебаний, записанных осциллографами, должны…
Для меня это было уже слишком.
– Оставьте меня в покое! – крикнул я. – Осватич исчез!..
Чандрасекар вздрогнул.
– Что? Что случилось?..
Мне пришлось еще раз рассказать обо всем. Слушая, Чандрасекар не спускал глаз с экранов. Я невольно следил за его взглядом. Светлые линии, змеившиеся на боковых экранах, постепенно бледнели, сливаясь с фосфоресцирующим фоном. Зато на среднем экране светлая полоса проступала все ярче.
– Лао Цзу там? – спросил Чандрасекар, когда я кончил.
Жужжание аппарата прекратилось. Контрольные лампочки погасли, боковые экраны посветлели, а на среднем появилась неподвижная, дважды изогнутая кривая. Глаза у Чандрасекара сузились и засверкали.
– Так она периодическая! – вскричал он. Потом на губах у него проступила слабая, немного виноватая улыбка. – Вам кажется бесчеловечным, что я в такую минуту…