Например, живет португалец на фазенде (поместье) где-нибудь в глубине страны. Надоело ему летать на вертолёте, он взял и через джунгли проложил дорогу. Запросто. Сколько я такого видел в Анголе…
Я говорю: португальцы строили страну для кайфа, для своего собственного удовольствия, чтобы именно отдыхать. И должен заметить, что в отличие от всех других колоний (мне это говорили сами ангольцы) особой злобы против своих бывших колонизаторов не было, нет и сейчас. Хотя, конечно, были и перехлесты — это исторический факт, что немало португальцев было вырезано в Анголе (в Мозамбике — не очень много). Но особо резких выступлений не было. Потому что португальцы вели «политику кнута и пряника».
То есть, они «прикармливали» население политикой «ассимиляду». Если анголец «забывал» свой родной язык и своё племя, и соглашался стать гражданином Португалии — его посылали учиться, даже в Португалию, после чего он должен был поддерживать политику Португалии в собственной стране. Из таких «ассимилядуш» вышли и первый президент Анголы Агостиньо Нето, и нынешний президент Жозе Эдуарду Душ Сантуш…
…И вот мы прибыли в Лубанго, с нами был еще Володя Корольков, наш сокурсник (он потом поехал служить во 2-ю бригаду в Кахаму).
Нас встретил советник начальника политотдела округа. Совершенно уникальная фигура — про него можно рассказывать и рассказывать — мы его называли «из славной когорты стотысячников». Поскольку за три года и четыре месяца пребывания в Анголе он с женой заработал больше ста тысяч чеков. Причём, сам вместе с женой умудрялся жить в месяц на пять долларов. Ездил по ангольским складам, собирал там вонючую рыбу, консервы различные, в общем, кормился с этих складов.
И вот этот замполит — полковник старенький — усадил нас и начал с нами «проводить политзанятия»: куда мы попали, и что нам можно здесь, а чего нельзя.
Прежде всего, наставлял он нас, опасайтесь, конечно, болезней. Понятное дело, здесь война, обстановка напряжённая, но это ещё как-то можно терпеть, но вот малярия — это да. Малярия, амёбная дизентерия, гепатиты и чего только нет. Но, правда, мы всё это слышали ещё в Луанде. Профилактика, говорил совершенно конкретно: делагил, пейте его по системе. Вот до этого, месяца за два, увезли нашего советника с церебральной малярией (мозговой малярией). Это ужасная вещь, как в том анекдоте, — или умирают, или дураками становятся. Это, действительно, был реальный факт, церебральная малярия — страшная, конечно, болезнь.
— Опять же отношения с женщинами — сразу за это в 24 часа высылают в Союз. Но это ещё ладно — если вы, не дай Бог, здесь что-нибудь подцепите — то это будет уже, конечно, вам же хуже.
И это действительно так и было, потому что за некоторое время до нашего приезда увезли двух наших — один советник, подполковник, а другой — солдат срочной службы. У них разнесло мошонку. С женщинами общались местными и подцепили «гонконгскую розу», как её называют. Совершенно непонятно, что за сочетание болезней — потому что в госпиталях и в Лубанго, и в Луанде — делали-делали им анализы, ничего не могли понять (то показания гонореи, то они исчезают и появляются показатели сифилиса и других венерических заболеваний). И так их и отправили. Дальнейшую судьбу их я, к сожалению, не знаю.
Таким образом, он говорил про реальные, в общем-то, вещи. Проще говоря: ведите себя прилично, «матом не ругайтесь, в постели не курите, и дорогу переходите только на зелёный свет». Иными словами, мозги он нам «пылесосил» больше двух часов. Мы там, можно сказать, и вспотели и высохли по несколько раз.
Володя Корольков практически тут же уехал, потому что в Кахаму ехать было недалеко: приехали за ним советники и его отправили.
А мы с Петей Ивановским пробыли ещё три дня, когда приехали советники уже из нашей бригады: советник начальника тыла — Виктор Владимирович (он потом погиб в автокатастрофе, Царство ему небесное), и переводчик наш приехал, которого непосредственно Петя Ивановский менял.
А в «Квадрате» переводчика не было — вот я и ехал туда, поскольку до этого один переводчик работал и на «Квадрат» и на бригаду.
— Фамилия Виктора Владимировича (который потом погиб)?
— Я не помню. Он очень любил читать «на сон грядущий», а у нас рядом стояли кровати, и под его накомарником была лампа. Но у него была такая лампа, что спать при ней было просто невозможно. Поэтому я обычно завешивался с его стороны одеялом, и то через одеяло всё просвечивало. Но читал он весьма своеобразно: едва прочитывал страницу — полторы и раздавался храп. Я говорю: Виктор Владимирович! Ты читаешь или спишь?