— Про что — про это? — спросила Ланка, отодвигаясь.
— Ну, про сны. Как все там… по-настоящему.
— Дура ты, Талька! Никто про такое не станет снимать! По-настоящему… — передразнила Ланка ее восторженный полушепот.
— А вот и станет! Там режиссер, между прочим, сам Ровиш! У него уже три фильма запретили! Потому что они все про сны. А этот — разрешили!
— Ага, с чего бы это? Те запрещали, а тут вдруг разрешили.
— Потому что… Не знаю, почему. Какая разница! Вот посмотрим и сама увидишь!
— Ну, давай. Чушь какая-нибудь окажется. Ладно, все равно делать нечего. Пошли.
Наверное, Ровиш действительно был неплохим режиссером. Во всяком случае, когда герой Киала, не теряя усталой полуулыбки на загорелом лице, раз за разом выпутывался из подстерегающих его на каждом шагу ловушек, Ланка смотрела, не отрываясь. Она почти поверила ему и чуть не заплакала, когда он упал в кресло и с трудом прошептал: «Все, не могу больше… Прости меня, любимая…» А прекрасная напарница его, в исполнении очаровательной Леды Тарк, опустилась на колени и молча смотрела, как закрываются карие насмешливые глаза. Навсегда.
Потом возник Город. Ощущение было такое, будто Ланка, перегревшись на солнце, с размаху кинулась в ледяную воду. Неправда! Просто город — пыльный, скучный, снятый почему-то на черно-белую пленку. Нестрашный.
А уж когда из-за угла выскочило чудовище, напоминающее помесь крокодила со слоном, и, картинно скаля кривые желтые зубищи, набросилось на Киала… Это было не просто неправильно — это было глупо! Ланка почувствовала себя обманутой. Чудовища! Ха! Если бы ужас Города заключался в капающих слюнями на асфальт монстрах — она бы, ни секунды не колеблясь, треснула распалившегося Мика прямо по носу тогда, в беседке. Нет, тот зыбкий кошмар не-живого и не-мертвого обиталища призраков не могла передать жалкая суета теней на экране домашнего кинотеатра.
В пансионат идти не хотелось. Гудло слюнявил Ивкину шею, нетерпеливо покусывал мочку уха. От нее пахло просто сногсшибательно. От близости горячей, зовущей плоти внутри все горело.
— Поздно уже…
— Я ненадолго, Иви. Обещаю, сразу уйду, — он стянул узкую бретельку сарафана. Мягкая грудь едва помещалась в ладони.
Нервный смешок:
— Завтра, все завтра. Тебе надо отдохнуть.
— До пансионата вон еще сколько идти… Я останусь у тебя. Не откажешь своему жениху в ночлеге? Ну же, иди ко мне…
— Тихо… Мать услышит. Подожди до завтра.
— Ты меня не обманешь?
— Приду к полудню, как договаривались. Спокойной ночи.
Она выскользнула из объятий. Стукнула калитка.
Гудло шумно вздохнул, повернулся и пошел, осторожно ступая по пыльной дороге. Усталость навалилась душным ватным одеялом. Лежать бы сейчас в постели с Ивви, а не плестись в темноте! Какая женщина!
Огни пансионата прыгали в глазах, и от этого к горлу начинало подкатывать. Зря он перебрал в этом идиотском баре. Огни то приближались, то удалялись, и Гудло никак не мог определить, сколько еще идти.
Он оглянулся и заметил две серые тени. По спине побежал холодок. Гудло медленно потрусил вдоль реки. Тени не отставали, но и не приближались.
— Что вам нужно? — крикнул он в темноту.
Сзади глумливо захохотали, и от этого смеха ему стало нехорошо. Мерзкий ком подступил к горлу, Гудло остановился, и его вырвало.
— Это Лысый в коктейли паленую водку подмешивает, — весело сказали сзади. — Мужик, тебе помочь?
— М-м-м, — промычал он, отплевываясь.
Его подхватили с обеих сторон и потащили к реке.
Пахнуло влагой. Под ногами захлюпало.
— Не надо, не трогайте меня! — взвизгнул Гудло.
— Тебе бы умыться, мужик. Кто ж тебя такого, в блевотине, полюбит?
— Оставьте меня в покое! У меня ничего нет!
— Как скажешь.
Его отпустили и мягко пнули в зад. Гудло плюхнулся лицом в воду. Попытался встать на четвереньки, но повалился на бок и застонал от обиды и страха.
Парни снова заржали.
— Ну-ка, Шолт, глянь, не врет ли?
Быстрые руки обшарили карманы, выудили бумажник. Нашли потайной кармашек на веревочке под рубашкой.
— Смотри-ка, тут деньги! Что ж ты нам врешь, собака? — спросил один и пнул Гудло ботинком под ребра.
— Забирайте, только отпустите меня! — хлюпнул он носом. — Быдло деревенское, Темный Город по вам плачет.
— Шолт, ты смотри, какого она слизняка нашла, — голос зазвенел металлическими нотками.
Гудло рванулся, загребая сандалиями ил. Бежать! Надо бежать, не оглядываясь! Это его единственный шанс.
Он успел сделать лишь пару шагов. Мощный удар опрокинул его на прибрежную траву с острыми как бритва краями. Затем удары посыпались со всех сторон. Гудло перевернулся на бок, прикрывая голову руками, сворачиваясь в клубок. Что-то тяжелое навалилось сверху. Внутри противно хрустнуло. Воздух вдруг загустел и перестал заполнять легкие.