– Говори себе, – посоветовала Лилия, – что это химия заставляет тебя думать, будто ты болен и нуждаешься в помощи, лекарство, которое тебе впрыснули без твоего согласия.
– Согласия?
– Да, твое тело принадлежит тебе, а не Уни.
– Признаешься ты или выдержишь, – сказал Король, – зависит от резистентности мозга к воздействию препаратов, и тут особенно ничего поделать нельзя. Судя по тому, что мы о тебе знаем, шанс есть.
Последовали еще советы: разок-другой пропустить дневной макси-кейк, лечь в постель до последнего звонка, – а потом Король велел Снежинке отвести его обратно.
– Надеюсь, мы тебя еще увидим, – произнес он. – Без повязки.
– Я тоже надеюсь. – Скол встал и отодвинул стул.
– Удачи! – пожелали ему Тихоня, Воробейка и Леопард.
– Удачи, Скол, – последней сказала Лилия.
– Что будет, если я не поддамся порыву?
– Мы об этом узнаем, – ответил Король, – и кто-нибудь свяжется с тобой дней через десять после терапии.
– Как узнаете?
– Узнаем.
Снежинка взяла его за руку.
– Хорошо, – сказал он. – Спасибо вам всем.
Ему отвечали «не за что», «пожалуйста, Скол» и «рады помочь». Что-то было не так, и, когда Снежинка выводила его из комнаты, он вдруг понял: они не сказали «спасибо Уни».
Шли медленно, Снежинка держала его за руку не как медсестра, а как девушка, в первый раз в жизни гуляющая с парнем.
– Трудно поверить, – сказал он, – что я сейчас вижу и чувствую не в полную силу.
– Не в полную. Даже не в половину. Сам убедишься.
– Надеюсь.
– Так и будет. Я уверена.
Он улыбнулся.
– Насчет тех двоих ты тоже была уверена?
– Нет… Ну-у, в одном – да.
– Из чего состоит второй шаг?
– Сделай сначала первый.
– Сколько их всего?
– Только два. Второй, если получится, обеспечит значительное снижение препаратов. Вот тогда ты по-настоящему оживешь. Кстати, о шагах – сейчас три ступеньки вверх.
Они поднялись и продолжили путь; вышли на площадь. Стояла полная тишина, даже ветер куда-то пропал.
– Лучшее – это секс. Гораздо ярче, упоительней, и можно трахаться почти каждый день.
– Невероятно.
– И помни, пожалуйста, кто тебя нашел. Если хотя бы посмотришь в сторону Воробейки, я тебя убью.
Скол вздрогнул и приказал себе не сходить с ума.
– Извини, совершу в отношении тебя агрессивные действия, – поправилась она. – Мегаагрессивные.
– Ничего, ты меня не испугала… А Лилия? На нее можно?
– Пялься сколько угодно. Она любит Короля.
– Да ну?
– С первобытной страстью. Он создал нашу группу. Сначала присоединилась она, потом Леопард с Тихоней, я и Воробейка.
Их шаги зазвучали громче и гулче. Снежинка остановилась.
– Пришли.
Ее пальцы взялись за кончик бинта, и он наклонил голову. Она снимала повязку, отлепляя ее от кожи, по которой мгновенно пробегал холодок, разматывала дальше и дальше и наконец убрала вату. Он потер глаза и поморгал.
Снежинка стояла совсем рядом, засовывая повязку в комбинезон и дерзко поглядывая на него в лунном сиянии. Она уже успела надеть маску. «Это же не маска!» – вдруг оторопело понял он. Она была светлокожей. Таких светлых товарищей он и не видал, разве что среди тех, кому под шестьдесят. Совсем белая. Почти как снег.
– Маска на месте, – произнесла она.
– Извини.
– Да ладно, – она улыбнулась. – Мы все по-своему странные. Вон у тебя глаз какой.
Лет тридцать пять, острые черты, в глазах светится ум, волосы недавно подстрижены.
– Прости, – повторил он.
– Говорю же, не за что.
– Ничего, что я теперь знаю твою внешность?
– Скажу тебе вот что: не справишься – плевать я хотела, если нас всех залечат. Наверное, даже предпочту.
Она взяла лицо Скола обеими руками; ее язык коснулся его губ, проник внутрь, затрепетал. Крепко держа его голову, она прижалась к нему бедрами и сделала несколько круговых движений. Тело ответило эрекцией. Скол положил руки ей на спину и нерешительно двинулся языком ей навстречу.
Снежинка отстранилась.
– Учитывая, что это середина недели, надежда есть.
– Вуд, Уэй, Иисус и Маркс! У вас все так целуются?
– Только я, брат. Только я.
Они повторили опыт.
– Теперь ступай домой. Не касайся сканеров.
Скол сделал шаг назад.
– Увидимся через месяц.
– Да уж постарайся, драка тебя возьми. Удачи!
Он вышел на площадь и повернул в сторону института. Оглянулся. Между глухими стенами зданий зиял в лунном свете совершенно пустой проход.