Елена Ронина
Такой долгий и откровенный день
© Е. Ронина, 2014
© Т. Миллер, оформление, 2014
© Д. Мерсер, фотография, 2014
© Издательство «Водолей», оформление 2014
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Такой долгий и откровенный день
Повесть
1.
7–00. Между мужем и сыном
НЕСМОТРЯ на самое начало весны, на улице стояла изнуряющая жара. Дышать было нечем, плотный воздух сковывал движения. Хорошо, что утро раннее, а не то в здании аэропорта можно было бы свариться. Все-таки Пула – это не Франкфурт. Кондиционеров нет, и условий приличных пока тоже. Но это все пока. Строительство в Хорватии шло полным ходом, иностранцы покупали недвижимость, вкладывались деньги в новые отели, рестораны. Так что еще немного, и начнут благоустраивать аэропорт. А куда деваться?
Народу было немного, в основном встречающие. Неторопливо прохаживались зевающие водители с табличками «Иванов» и «Сидоров». В шортах, майках и босоножках местные жители очень отличались от вновь прибывших. Была в их внешности какая-то умиротворенность, неспешность, можно даже сказать, ленца. Они перебрасывались короткими фразами друг с другом, никак не заботясь о том, найдут их вновь прибывшие, не найдут. Не их это проблемы. Туристам же надо, вот пусть и ищут. Никуда не денутся, все же уже оплачено.
В небольшой кафешке, единственной в аэропорту города Пула, пристроилась за столиком всего одна пара: немолодая женщина в светлой юбке, красивой кружевной майке и соломенной шляпке и полный высокий мужчина лет пятидесяти. Несмотря на тонкую хлопчатобумажную рубашку с коротким рукавом, легкие брюки и летние ботинки на босу ногу, мужчина постоянно вытирал пот со лба уже довольно измятым носовым платком. Чувствовалось: жару мужчина переносит тяжело. Давала себя знать сильная полнота. Официантка стояла за барной стойкой, подперев голову руками, стеклянными глазами глядя куда-то вдаль. Посетители ничего не заказывали. Просто сидели и перекидывались малозначимыми фразами. То ли от жары им ничего не хотелось, то ли понимали, что все равно ничего не получат. Официантка их просто не услышит, а ругаться с утра не хотелось.
– Миша, сходи, узнай еще раз, рейс опаздывает или нет.
– Мам, ну сколько можно говорить? Не опаздывает, мы просто приехали пораньше. Еще целых полчаса. Ну что ты так разнервничалась? И сдалось тебе приглашать эту Ядвигу?! Думаю, ты все-таки зря это сделала.
– Зря, зря, много ты понимаешь! С Ядвигой связана вся жизнь. Это моя молодость, моя зрелость, танцевали на одной сцене. Она была рядом, когда умирал папа, а ты – «зря».
– Просто беспокоюсь за тебя. Вот чего ради так рано приехали? Еще цветы заставила меня купить. При такой-то жаре! Хожу теперь как дурак с этим букетом.
– Ходи как умный, Миша. Ну ты же, в конце концов, из приличной семьи. И к нам приезжает дама. Как же без цветов? Или ты считаешь, что семидесятилетним старухам цветы ни к чему?
– Да ничего я не считаю. А вот ты, мама, стала обидчивая. Заводишься с пол-оборота. Я ж ничего еще не сказал!
– Ты прав, Мишка. Ты абсолютно прав. Знаешь, смешно, я сама себе сейчас напоминаю нашу бабушку. Она к старости такая обидчивая стала, ужас. А я понять не могла, ну чего ей не хватает? Вот что она ко мне цепляется? И еще думала, ну неужели сама такой стану? Нет, ни за что! И потом, на что бабушке было обижаться? Ты вспомни. А вот находила повод. Знаешь, началось это уже в Одессе. То есть она моложе меня была! Так что не обращай внимания, мне сам Бог уже по возрасту обидчивой быть велел. Ну ладно, ладно. Я не самый худший вариант. Или нет? – Ольга вопросительно посмотрела на сына.
– Мам, ты у меня замечательная. Поэтому, наверно, я и с личной жизнью определиться не могу. Такой, как ты, больше нет.
Ольга улыбнулась. В действительности для нее слова сына были важными. Она их ждала. И радовалась, когда слышала. Как когда-то от Гриши. Муж каждый день должен был говорить, что любит ее. И вот Гриши нет уже целых десять лет. А она как-то без него живет. И вся жизнь теперь – это Михаил. Правильно ли? Нет. Конечно, нет. У сына давно должна была быть своя семья, дети. Но вот не сложилось. Ольга усмехнулась своим словам – «мальчик из хорошей семьи». Мальчику-то скоро будет пятьдесят. А ни невестки, ни внуков. Ольга не могла пожаловаться: сын был очень внимателен к ней. Даже, наверное, слишком. Во всяком случае, никто из подруг таким отношением детей больше похвастаться не мог. Он старался не забывать о матери. Переломный момент в их отношениях произошел после смерти Григория. Михаил работал много. Командировки, совещания до полуночи. И всегда звонил, каждый вечер.
– Мам, ты как?
Миша чувствовал, как тяжело матери стало после ухода мужа из жизни. Нет, не физически. Да и материально Гриша жену обеспечил. Ольге нужна была совсем другая поддержка. Она привыкла чувствовать себя женщиной, любимой женщиной. И вот нет рядом мужчины, который на нее молился, с которым давно уже стали одним целым, дышали одновременно, думали одинаково. Сын не может заменить мужа, это все совсем другое. Но он может быть рядом или хотя бы стараться быть рядом, по возможности. Смерть Григория неожиданно сблизила сына и мать. Раньше этого не было, Миша исчезал из их жизни на недели, мог даже забыть поздравить мать с днем рождения. И Ольга слышала поздно вечером из спальни, уже лежа в кровати:
– Олух царя небесного! Забыл, что у матери день рождения?! Совесть-то есть?!
И через пять минут раздавался такой долгожданный и самый важный за целый день звонок:
– Мам, это я, твой блудный сын, а мне птичка напела, что у тебя сегодня праздник, не будем уточнять даты и возрасты! – про себя Ольга еще ругала птичку: ну неужели не мог напомнить сыну раньше, и не страдала бы она весь день, а прожила бы его счастливо!
Как это сложно все – муж и сын. Нам кажется порой – сын важнее, его любим больше, ему все можем простить, мужу – никогда. И вот муж уходит, и сразу становится ясно, кем он был для тебя. Сразу, в одночасье, становишься инвалидом. Как будто отрезали сразу одну руку и одну ногу. И идти не можешь, и опереться не на кого. Как жить, как пережить, как справиться с болью?
Сын понял состояние матери и поддержал ее. Неожиданно для Ольги: они никогда не были настоящими друзьями. Друзьями были Миша и Григорий. Или мать и сына сблизила такая страшная для обоих потеря самого дорогого человека? Причем оба об этом при жизни Григория даже не особо задумывались: подшучивали над отцом, высмеивали его маленькие слабости, чудаковатость. И вот их осталось двое. И Миша все свое внимание отдал теперь матери. Дружба проявлялась вот этими короткими звонками. Нечаянными букетами цветов, совместными поездками. И единственно правильными словами: «Ты самая лучшая мама на свете». Ох, как важно это было Ольге. Как долго она этих слов ждала, а теперь, наверное, ради этого и жила.
И вот этот дом. Купил сам, не посоветовался. Просто однажды привез ее сюда.
– Мам, а здесь ты будешь проводить лето. Оно в Хорватии длинное, пять месяцев. И климат на Одесский похож, и море.
К старости все воспринимается не сразу и не вдруг. Что значит – дом на море? Зачем? Хлопотно. Потянут ли?
И дом какой-то неприбранный, неухоженный. Крутая лестница на второй этаж, маленькие комнатушки, окна, как бойницы. Оля любила простор, огромные окна, чтобы много света, воздуха! Правда, место дивное. Вторая линия, море не то чтобы плещется у ног, но есть запах, и ветерок морской доносится. Миша все понял по поджатым Олиным губам. Не обиделся, только приобнял мать.